Любовь на Таганке

СМЕХОВ: Он был замечательный рассказчик. Надо собрать его истории, и они, может быть, тоже смогут войти в спектакль.

ЛЮБИМОВ: Это прекрасно стыкуется с разговорами могильщиков – ведь они шуты и могут говорить абракадабру.

АНТИПОВ: Я помню, когда привезли впервые для «Гамлета» в театр настоящий череп, взял его в руки и сказал: «Ну что, Йорик, где твои шутки?» В это время слушали пленки с песнями Высоцкого… А он: «Ты что болтаешь?»

ДЕМИДОВА: Это безбожно, нехорошо. Ведь в «Гамлете» не случайно говорят с Йориком, с которым зритель не встречается.

ЛЮБИМОВ: Я за настоящее искусство, я не предлагаю брать его череп. Это будет хуже Хичкока. Тут череп – символ. Когда я вставил его песню в «Дом на набережной», мне говорили: безвкусно. А сегодня, наверное, все уже по-другому воспримут.

ФИЛАТОВ: Однажды мы заговорили о песнях с ним. И я откровенно сказал: «Мне, знаешь, твои серьезные песни не очень нравятся. Это, по-моему, Джек Лондон, Клондайк. Смешные песни тебе ближе». А вот теперь, после того как его не стало, я зашел в бар и услышал «Коней» и ощутил, как это важно. Переоценка произошла вкусовая.

ЛЮБИМОВ: А мне «Кони» и раньше нравились, и «Охота», и «Банька» очень на меня действовали.

СМЕХОВ: Надо бросить все и делать этот спектакль.

ЛЮБИМОВ: Я хотел бы, чтоб осенью, к началу репетиций, все пришли с конкретными разговорами, с листами, на которых изложите свои соображения, спектакль должен вариться, как в лучшие годы, сообща.

ФИЛАТОВ: По-моему, даже по вашему эгоизму каждый должен это понимать. Я вот все ночи с ним – пишу, чтоб существовать. Ведь он подвел черту, как верно сказала Демидова.

ЖУКОВА: Кто из композиторов будет работать над спектаклем?

ЛЮБИМОВ: Я думаю, ближе всех ему был Шнитке, он и музыку прощальную помогал подбирать. И Денисов с радостью поможет.

ТРОФИМОВ: Тут уже говорили – важно не омрачить его образ. Поминки – в этом будет что-то достойное. Надо, чтоб он был всеми гранями открыт.

ЛЮБИМОВ: Спектакль как дитя. Никто не может знать, каким он получится. Я специально провоцирую вас на контрход, может быть, кто-то предложит иное решение спектакля, какой-то другой мощный ход.

БОРОВСКИЙ: Помните, Юрий Петрович, было несколько репетиций, когда вы с Володей хотели сделать его моноспектакль о войне?

ЛЮБИМОВ: Помню, но это в спектакле восстановить невозможно. Я хотел предупредить всех вас, что со спектаклем будет не так просто, как некоторым сейчас кажется. За него придется бороться.

ЗОЛОТУХИН: Может быть, включить стихи, непосредственно написанные в его память, Ахмадулиной и других?

ЛЮБИМОВ: Это тоже входит в обряд поминок.

СМЕХОВ: Можно попробовать прочитать его стихотворение, а потом он его поет в записи.

ФИЛАТОВ: Это прием ради приема.

СЛАВИНА: Когда Володя лежал дома, у него была марля на лице, белая маска. Может быть, сделать, чтобы это вошло в спектакль.

ЛЮБИМОВ: С Володи сняли посмертную маску, как полагается, но в спектакль это включать не надо. Портрет был прекрасный на похоронах.

БОРТНИК: А может быть, перенести в спектакль финал из «Пугачева»?

ЛЮБИМОВ: У нас создан «Мастер и Маргарита» по другим спектаклям, повторять это не стоит. Маска и костюм Володи будут в музее. А для спектакля мы должны запись его роли использовать.

КУЧЕР: Вспомним ощущение из «Вишневого сада», когда он говорит: «Господи, ты дал нам необозримые просторы, и казалось бы, что здесь мы должны быть великими…» И в «Преступлении»… Свидригайлов: «Воздуху мало…» Он играл здесь не похоже на Гамлета, на другом высочайшем уровне.

ЛЮБИМОВ: В «Вишневом саде» я согласен. А «Воздух…» мне не нравится. Тут субъективно.

В «Преступлении…» мне нравилось: «Русские люди вообще люди фантастические». Страшная фраза.

Если есть запись – это прекрасно.

ДЕМИДОВА: «Вишневый сад» есть в Бахрушинском музее.

ФИЛАТОВ: А может быть, пролог создать в спектакле – финал «Гамлета», который он сыграл последний раз? По пустой стене проехал занавес. Музыка. Уход Гамлета из жизни.

ПОГРЕБНИЧКО: Брезжит такая мысль. Вот сказали про Додину. Она ведь говорила про себя? Что если все будут говорить про себя? И про него?

ЛЮБИМОВ: Я про это и говорю. Тогда будет живое. Она говорит свои биографические вещи, и есть связь с ним. Ведь Трофимов прочел свое стихотворение, но возникло оно от Володи. На сцене стоят живые артисты. Нельзя, чтоб актер играл Высоцкого.

АХМАДУЛИНА: Что бы вы ни решили, я предлагаю свое участие. В любой форме, которая вам понадобится. По просьбе консерватории я работала над текстом Шекспира для «Ромео и Джульетты» Берлиоза. И оказалось, что можно целеустремленно изменить текст. И получилось некощунственно. Шекспир это позволяет.

ЛЮБИМОВ: Мы об этом говорили.

ЯНКЛОВИЧ: Нужно будет прослушать все его записи. Последние песни. «Грусть моя, тоска моя» – мало, наверное, кто эту песню слышал.

ЛЮБИМОВ: Надо все о нем собрать в театр. Все пленки. В письмах он общался со многими людьми. То, что Антипов говорил, надо взять конкретные вещи на себя.