Любовь моя

— Я отпадаю! Ты же у нас поэт сострадания! Тебе важно, что и как ты доносишь людям. Тебя с Ритой роднит некоторая внутренняя похожесть, но мозги у вас по-разному структурированы. Ваши биополя, наверное, различаются размерами, поляризацией и степенью концентрации. Ты мне близка, а мистическая сторона Ритиного творчества для меня остается загадкой. Когда я ее читаю, многое как-то расплывается, уходит куда-то… — недоумевая, пожала плечами Инна.

— Настоящей прозу делает не только рациональное, но и иррациональное, — заметила Лена. — Второе я использую редко и точечно, но полностью щель между ними не законопачиваю.

— А еще прозу выстраивает реальная сила воздействия слова, — добавила Жанна серьезно.

— И новизна, — подсказала Аня.

— Авангардом читателей пускай пичкают другие, — сказала Лена с улыбкой. И тут же уточнила:

— В основе любого авангарда тоже должно лежать классическое искусство.

— Авангард обычно начинается со скандала. Он, предлагая что-то новое, конструирует свою «вселенную». Потом, как и в любом искусстве, наступает кризис — это закон любого развития, — который открывает дорогу новым направлениям, иным взглядам. И они не всегда лучше ушедших «со сцены», вспомни современные инсталляции. А из всего уже созданного время выбирает шедевры. Они-то и остаются в культуре и передаются из поколения в поколение, — благодушно промурлыкала Инна. Ей нравилось, как разворачивалась их с Леной беседа.

— Знаешь, у меня все больше зарисовки, эссе. Люблю наблюдать, подмечать, изучать лица, характеры, ситуации. Это моя зона комфорта.

— Ты же физик. Для тебя собирание фактов и их оценка — привычное дело. И в этом особенность твоей прозы, — оценила Инна слова подруги.

— У меня иногда случаются маленькие печальные комедии-моменты. Ты же знаешь, мы — русские — в своей наивной доброте иногда доходим до глупости. Есть над чем посмеяться. Еще пишу об инфантилизме, о девальвации чувств и обесценивании семейных отношений. Беспокоит меня их деградация. Не позволяет совесть пройти мимо этой темы. Сейчас в мире дефицит доброты. Потрясает не только жестокость, но и бездушие, безразличие.

— Их причина — материальная и душевная сытость или отсутствие глубины души как результата плохого воспитания? — спросила Инна.

— У нас материальной сытости для основной массы народа пока вроде бы не из чего произрастать, — заметила Лена. — Я нащупываю доступные средства выражения своего отношения ко всему этому перестроечному безобразию. Проблем много, но они разрешимы. Материальное — не главное, меня духовное беспокоит. По сути дела каждое мое произведение, о чем бы я ни писала, — глава одного целого…

Инна прервала подругу:

— А я думала, что девяностые годы для современных писателей — любимая мишень. Свежий материал, не из затхлых полусгнивших залежей прошлого! Объяснить, почему путч не достиг своей цели и мог ли в принципе? Рассказать, как силовики, начиная с «верхов», «пирог» российский кромсали, деля этим общество на богатых и бедных. И чтобы не поэтизировали это жестокое время. Чем не тема?

— Важная, — согласилась Лена. — Но она для мужчин. А у меня размышления о природе человека, о трансформации его чувств, об исключении различных форм неравенства между полами. В эпицентре моих произведений всегда женщина, мужчина и ребенок. Семья. А в книгах для взрослых — женщины даже в большей степени. Они у меня на первых ролях, основные персонажи, а мужчины как бы «вписаны» между ними.

— Отводишь главное место? Какое же это семейное полотно, если родители в нем представлены не в равных долях? — возмутилась Жанна.

— Все как в жизни. Но если они соответствуют друг другу, я их не обижаю, — улыбнулась Лена.

— Вожделенный объект исследования! Кто решает мировые проблемы, а кто распутывает клубки человеческих судеб. Не есть ли это скатывание в малые дела? Может, и нам уделишь своего высочайшего внимания? — в своей обычной ироничной манере спросила Инна.

— Почему бы и нет. Я ищу своих героев, как выражаются художники, на натуре. Простые люди составляют фактуру окружающей нас жизни, ее питательную среду, и я пытаюсь выявить наличие близости между ними или причины разрушения, непонимания, отчуждения и одиночества. Как говорится, всё то, что творится за моими окнами, мистически и творчески перемалываясь и преобразовываясь в голове, «переселяется» в произведения. И тут уж я отвечаю за устремления своих персонажей, прозреваю природу их зла, ненависти, никчемности, исследую причины бунта и агрессии или наоборот ищу в них что-то позитивное.

— Отстаиваешь немудреную «человечность» в среднестатистических российских семьях, в которых кипят шекспировские страсти? Ха! Редкое попадание в новую тему. И в этом есть поэтическое мужество? — пожала плечами Инна.