Любовь моя

«Анина память застряла в военном детстве. Это ее самое главное тяжелое воспоминание. При малейшем намеке на прошлое оно всплывает из глубины сердца и тревожит, тревожит…» – подумала Жанна.

– Куда тебя повело? О семье речь вели, – удивилась Лена. – Оно, конечно, понятно… Та война – наша боль на всю жизнь. Ее невозможно изжить. История может чему-то научить, только если нам больно… Мой сынок Андрюша в шесть лет после просмотра фильма о войне задумчиво сказал: «Всех людей жалко». А я ответила с горькой усмешкой: «Жалость к фашисту, убившему твоего родного деда, и к твоему деду, погибшему, защищая Родину и нашу семью, наверное, должна быть разной. Или ты не признаешь оттенков? Черное-белое, да-нет». Задумался сынуля. Потом мы с ним говорили по душам, рассматривали старые фотографии. Я всплакнула. Сынок долго сидел, опустив голову. Пытался меня понять. Потом занялся конструктором, но продолжал думать о чем-то серьезном.

– Ты напрямую рассказывала маленькому сыну об ужасах войны? Я читала, что детям надо преподносить сложные вещи художественным языком и разными выразительными средствами. Дети – визуалисты. Для них надо ломать взрослый формат и создавать свою парадигму в искусстве воспитания. Фантасмагория им более понятна. Они проще уходят в метафизичность. У детей, например, насчет существования Бога до определенного времени нет сомнений, – сказала Инна.

– Все эти способы хороши для развития у ребенка воображения, – сказала Лена. – Но когда закладываешь в него базовые понятия, требуется говорить коротко, четко и доходчиво. Ребенок должен понять, что война – это плохо, но есть Родина и ее необходимо защищать от врагов. Он должен знать, что несет война и как можно ее предотвратить, чтобы избежать грозящей катастрофы. Он должен помнить, что из каждого нашего маленького выбора… вырастает история нашей страны, спасается Россия. Надо чаще с детьми заглядывать в зеркало нашего прошлого, чтобы в глубине его видеть то, что нельзя забывать.

И с подростками надо разговаривать. И лучше, если на равных. Почему Достоевский пишет о корневых, но низменных человеческих качествах? Потому что эта тема рано или поздно все равно всплывает для любого подростка и очень его волнует. Все проходят через осознание зла, непонимание и обиды. Важно вовремя суметь ему помочь, подсказать, направить. И труднейшие вопросы нашего прошлого мы поднимаем для того, чтобы каждый заглянул внутрь себя и подумал, как он повел бы себя в данной ситуации, кем бы он стал: надсмотрщиком, рабом или борцом за справедливость? Мы обязаны воспитывать личную ответственность.

– Аня, ты не ищешь оправдания ненависти народов друг к другу? – спросила Жанна.

– Нацизм и терроризм нельзя оправдывать. У таких преступлений нет срока давности, – категорично заявила та.

– А прощать? Немцы повинились перед нашим народом за Гитлера, даже отступные платят евреям, а мы за злодеяния Сталина перед своим – нет, – осторожно сказала Жанна.

– Так ведь перед своим… Но осудили, – сказала Инна.

Аня горячо возразила:

– Сталин – гений, но злой гений. Не могу я простить ему ни коллективизации, ни того как он после войны жестоко подавлял предполагаемый бунт побывавшей за границей армии-победительницы, отправляя героев на смерть, в Сибирь эшелонами… Ни медали, ни ордена их не спасали… Еще отсутствие праздника Победы великому народу…

– И в семьях извиняться не умеем, и на государственном уровне не хотим признавать своих ошибок, – тихо, словно только для себя пробормотала Жанна.

– Насчет того, что в семьях, ты права. Но для стран – это вопрос политики, а не здравого смысла. И он многократно всесторонне изучен, – заметила Аня. – Простите. Я начала разговор за здравие, а окончила, как всегда… Вернемся к творчеству Риты. Она пишет о несправедливостях в человеческих судьбах, зависящих не столько от объективных обстоятельств, сколько от людей, живущих рядом. Еще о злодействах в быту, если они принимают массовый характер. Она затрагивает вопросы, которые, к сожалению, никогда не устаревают. Читая, казалось бы, о простых, неприукрашенных событиях, я открывала в ее книгах и второй, и третий план, и мощный подтекст. Умеет об обыкновенных вещах рассказывать так, что за сердце берет, – с задушевной ноткой в голосе поделилась Аня.

– Писать о человеке всегда актуально – вот в чем фишка. А Лена в своих книгах разбавляет грустные моменты иронической интонацией, – заметила Инна и оглянулась на неподвижно лежащую подругу. – А о тупой, слепой силе судьбы не хочет писать.

– В наше сложное во всех отношениях время люди жаждут романтики, утешения, любви и праздника, чтобы отдохнуть душой. А писатели им… Но с другой стороны без трудных испытаний человек не может прийти к перерождению, поэтому в жизни больше бед, чем радости, – пасторским тоном сказала Жанна.

– Успокоила! Дорогие мои, я вас умоляю: переключите внимание на что-то другое. Зачем вы втравливаете друг друга в грустную полемику? Я спать хочу, – вяло пробурчала Лена, накрываясь подушкой.