Любовь моя

– Не только для этого. Но меня сюжеты книг мало волнуют. Как обворожительны Ритины короткие строки! Они как вдох и выдох! Они возникают не из событий и явлений, а из атмосферы, из ощущений и наполняют текст более пронзительным смыслом, позволяя читателю добраться до глубин души героя, а значит и собственной, – отвлекаясь от воспитательного аспекта Ритиной прозы, восхитилась Аня.

– А мне нравится, как Рита интригует читателю, намеренно не расставляя имена беседующих персонажей, чтобы дать возможность ему самому догадаться, кто из действующих лиц высказывает ту или иную мысль и какой позиции он придерживается, – дополнила Инна Анины восторги своим положительным мнением.

– О грустных событиях Рита пишет ради пользы, чтобы кое-кому из читателей прочистить мозги? – спросила Жанна тоном человека, не очень заинтересованного в ответе.

Но Аня ответила в силу того, что привыкла не игнорировать любые вопросы своих подопечных.

– Может быть. Не отрывать же людей от реальной жизни, тем более, что она очень верно воссоздает обстановку событий, у нее точное ощущение стихии описываемого времени. Она не упускает и пикантные, тонкие, изящные подробности. Допустим, что считалось тогда просто красивым, а что – кокетством. Что было тогда модно? Без них узоры судеб героев не выглядели бы такими выпуклыми и наглядными. Эти «мелочи» отсылают читателя в другую эпоху и делают ее зримее. Может, еще именно поэтому ее произведения не просто тревожат и волнуют, они царапают душу.

– Проза бывает военная, деревенская. А у Риты она бытовая, в которой радость и грусть перемешаны как в жизни?

– Нет бытовой, есть нравственная проза: тонкое, деликатное и глубокое внимание к душе человека. Не помню, кто сказал: «Пишу не о быте, а об отсутствии бытия», – объяснила Жанне Инна.

– Как это понять? – нетерпеливо спросила Аня, пытаясь сосредоточиться и вспомнить, что Инна уже говорила об этом. Но склероз не позволил ей удержать в памяти недавние слова из их спора.

– Бытие – это когда в быту присутствуют мысли о главном. Ну, что-то вроде того, – сказала Инна.

– Чехов выступал против пошлости. Он вынимал, и выворачивал нутро своих героев, чтобы преподнести и объяснить нам их суть, призывал к высокому и прекрасному в человеке. Но по мне он самый жестокий писатель. Он не оставлял надежды. Услышать бы его истинный голос, а не то, что о нем говорят критики, – значительно произнесла Жанна. – В своем творчестве, как я это сейчас понимаю, он умел взглянуть на обычные устоявшиеся вещи совершенно другими плазами, как бы под другим углом зрения. Находил особенное и важное в скучном, незаметном, там, где другие его не видели и не предполагали. Или, наоборот, в чем-то необычном, казалось бы, совсем оторванном от жизни подмечал тривиальное, бытовое. Но я не вижу большой беды в том, если художник немного выходит за привычные границы. Даже бывает где-то… за пределами своего мощного воображения. И удивление жизнью очень важно для творческого человека.

– Вот поэтому я всегда жду открытий! – с энтузиазмом воскликнула Инна.

«Умничает», – ревниво подумала Жанна. Она не читала Ритиных книг и ее раздражала невозможность полноценного участия в диспуте. Потому-то и заговорила о Чехове.

– Ой, уморила. У тебя всегда были завышенные, я бы сказала, неограниченные амбиции. Ты от всех ожидаешь жажды покорения вершин? С таким же успехом ты и от меня можешь потребовать восхождения на Гималаи, – ответила на Иннины эмоции Аня.

Сказала и сама себе удивилась. Поразилась тому, что об этом не думала, а слова как бы сами вышли из ее подсознания, которое, как известно, у всякого человека всегда знает и может больше, чем он сам предполагает.

«И это наша трогательно-нелепая Аня?» – улыбнулась Лена, согретая внезапным приливом симпатии.

– Никак не меньше, – с подчеркнуто ехидной вежливостью, незамедлительно согласилась Инна.

– А ты в знак особого ко мне расположения и для подтверждения своих возможностей позволь себе тиснуть в престижный столичный журнал пару забойных повестушек с авантюрным сюжетом. Вот и получим конкретное свидетельство твоих разнообразных, выдающихся способностей. Правку текста я тебе обеспечу. Положись на меня, есть знакомство. Сойдемся? А что, пару месяцев затворничества – и дело сделано. И прозвучат они деликатно, достойно или пикантно и импозантно, как неоднократно апробированный вариант или как… озарение инстинкта. Каждый уважающий себя человек всегда старается добавить хотя бы крупицу, малый штришок к уже имеющемуся знанию в области своей привычной деятельности или пытается предвосхитить появление в себе чего-то неожиданного. А то и вовсе забирается в ранее неизведанное, отыскивая в самом себе что-то новое, особенное.

Красиво прорисованные (в прямом смысле) брови Инны неконтролируемо поползли вверх.

– Сказать, что ты меня удивила, значит, ничего не сказать, – произнесла она медленно и не очень твердым голосом. – За что мне такая честь?

Довольная произведенным эффектом, Аня еще больше вдохновилась: