Любовь... любовь? + рассказы

- Цену-то он берет хорошую, это верно, помолчав, добавляет он. - Меня даже пот прошиб, как он сказал, сколько это будет стоить. До сих пор я еще ни разу не платил больше десяти-одиннадцати фунтов за костюм.

- Ну, сколько ты платил за него, ты скоро забудешь, а костюм еще долго тебе послужит, - говорю я. - Надо всегда смотреть вперед.

Мне уже поднадоел этот разговор - в сотый раз одно и то же.

- Может, и так, - Старик снова стянул с себя пиджак. - А все-таки надо было мне пойти к Ливерсиджу - это дело проверенное.

- И купить готовый костюм! Да они же там топором кроят.

Но Старика все равно не переубедишь, лучше оставить его в покое, пусть думает, что хочет. Он ведь исходит из прежних расчетов, когда люди долучали по три фунта десять шиллингов в неделю, а костюм-то стоит полсотни.

-Ну ладно, - говорю я, - мне пора.

И, уже направляясь к двери, замечаю под стулом коричневые ботинки.

- Ты, надеюсь, не собираешься надевать их сегодня?

- А? - отзывается он. Что?

- Коричневые ботинки.

- А почему нет? Это моя лучшая пара.

- Послушай, - говорю я, набираясь терпения, - не носят коричневые башмаки с темно-синим костюмом. Ты же слышал, что говорил Стэнли Холлоуэй, да?

- Но ведь то были похороны, - возражает он.

- Так же одеваются и на свадьбу. Ты что, хочешь, чтобы наша Крис со стыда сгорела? Подумай, сколько народу уставится на тебя, когда ты будешь стоять впереди.

- Никто меня и не заметит - все будут глазеть на Кристину.

- Кое-кто из этих наших гостей только и делает, что высматривает, где что не так, - сказал я. - Хотя больше половины сами ничего не понимают.

- А, черт! - срывается он вдруг. - До чего же я буду рад, когда все это кончится. Что ни делаю, все не так.

-Но тебе же говорят, как надо.

- Да не могу я надеть старые ботинки с новым костюмом,- упрямо стоит он на своем.

- Но коричневые ботинки ты тоже не можешь надеть. Я сейчас спущусь вниз, спрошу у матери - посмотрим, что она скажет.

Этот козырь уже не побьешь. Старик сдается.

- Обожди минутку. Ну, к чему еще ввязывать в это дело мать, у меня и без того забот хватает.

Тут снизу доносится голос нашей Старушенции:

- Виктор! Да где же ты, Виктор?! Такси ждет, поторапливайся, а то мы все опоздаем.

- Вот видишь, она сейчас сама ввяжется, если я не спущусь.- Я снова направляюсь к двери.- Только запомни: никаких коричневых ботинок! - И я выхожу из комнаты, предоставив вконец растерявшемуся Старику разглядывать себя в зеркале.

- Скорей, Виктор, скорей! - торопит меня Старушенция. Она стоит внизу у лестницы, точно военное судно на якоре,- большая, грузная. Волосы ее - как быстро стали они седеть! - тщательно подстрижены и уложены. Будто не знаешь, что сейчас не время прохлаждаться!

Кому же это и знать, как не мне, ведь я сам составлял список гостей, за которыми надо заехать.

- Я там отца одевал.

- О господи, опять отец!-говорит она, закатывая глаза. - Много от него сегодня проку! - Я на минуту останавливаюсь перед зеркалом, чтобы причесаться. - Сойдет, сойдет и так, - говорит она. - Ведь не твоя же сегодня свадьба!

- Ну, для этого меня еще надо поймать на крючок.

- И поймают, не беспокойся.

- Не так-то это просто.

- Ничего, желающие найдутся: плохо ли заполучить красивого парня, не беспутного, хорошо устроенного.

Я искоса поглядываю на нее. Выдала замуж Крис, так теперь, что ж, за меня возьмется? Видно, брачующий клоп укусил ее сильнее, чем я думал. Я беру ее за подбородок.

- Откуда ты знаешь, путный я или беспутный?

- Пошел, пошел, - говорит она. - Займись наконец делом.

Я одергиваю пиджак и поправляю галстук.

- Что ж, я готов. Где наш Джим?

- В гостиной. Он уже целых полчаса тебя ждет.

Весьма похвально для школьника! Иду за ним в гостиную. Там жуткий бедлам. Кто-то включил радио, и оно орет вовсю: «Передаем вашу любимую пластинку...» Стою на пороге, а самого так и подмывает крикнуть: «Да неужели никто не может прикрутить это дурацкое радио?!». В комнате толчется уйма народу - все прихорашиваются, пудрятся, мажутся, стараются поближе протиснуться к зеркалу. Кто-то опрокинул на пол пепельницу, а последняя из трех пластмассовых уток, летящих по обоям, уткнулась носом в пол. В уголке, свернувшись клубочком, точно он совсем один, а кругом - пустыня, тихонько сидит Джим и, по обыкновению, читает какую-то книжку.

Я просовываю руку между чьих-то двух телес и дотрагиваюсь до его колена.

- Пошли, Эйнштейн.

Он встает, тоненький, как тростинка, слишком высокий для своих лет, делает пометку в книге и идет за мной. Ему предстоит рассаживать гостей в церкви. Глядя на него, можно подумать, что он даже не заметил, какое вокруг столпотворение. Недаром, когда мы выходим на крыльцо и он видит большой «роллс-ройс», украшенный белыми лентами, с сиденьями в белых чехлах, у него вырывается: «Совсем как на свадьбе, правда?» Тут уж я не выдерживаю и прыскаю со смеху.

Вырвавшись из сутолоки, царящей у нас дома, я радостно намечаю первую жертву в своем списке:

- Едем к тетушке Мириэм.