Любовь как в сказке

— Ладно, Паш, иди, отдыхай. — Марине не хотелось ни о чем говорить. Ей вообще ни с кем не хотелось общаться — овладевшая ею накануне вечером апатия не исчезла, а наоборот, усилилась — весь первый тайм ей мерещилось, что Ленка и Петька обмениваются влюбленными взглядами.

— Нет, ты все-таки скажи, — настаивал Паша. Не замечая неприязненных взглядов окружающих и не слыша упреков, он присел рядом с ней.

— А чего говорить-то? Ты что, сам не видишь?

— Что я должен видеть?

— Да то, как Ленка смотрит на Петьку! И как он смотрит на нее!

Паша нахмурился.

— Она же глаз с него не сводит, а он — с нее! — начав говорить, Марина теперь не могла остановиться.

— Не похоже! — покачал головой Паша. — Ленка, может, и да, тут я ничего не могу сказать. А что касается Петьки — тут ты точно не права! Он всю игру смотрел только на мяч и на судью. Ну, и на меня пару раз!

— Да ты просто слепой, ничего не замечаешь! — взорвалась Марина. — Они же влюблены друг в друга, как… как Ромео и Джульетта!

— Да? — Паша озадаченно потер переносицу. — По-моему, ты явно преувеличиваешь.

— Паш, оставь. Не надо меня успокаивать. И вообще, мне вся эта наша затея надоела. Ничего у нас не получится, я теперь это точно знаю. Спасибо тебе, конечно, но извини — я в эти игры больше не играю.

— И мы больше не будем встречаться в Беседке Влюбленных?

— А зачем? — пожала плечами Марина.

— И не будем обсуждать, как действовать дальше?

— Мне это неинтересно.

— А наше расследование? Мы же его только начали!

— Бесполезно! Все равно мы ничего не узнаем.

— И тренировать меня ты больше не будешь?

— Бессмысленно! — махнула рукой Семечка. — Пропустить два таких детских мяча!

— И… и… — Паша мялся, не зная, как сказать о том, что вертелось у него на языке.

— Ты о десяти поцелуях? Да пожалуйста! Хоть сейчас! — Марина равнодушно посмотрела на покрасневшего парня, а потом наклонилась к нему, вытянув губы.

Он отшатнулся от нее, как от змеи, и в этот момент прозвучал свисток судьи. Начался второй тайм.

С самых первых секунд и игрокам, и болельщикам стало ясно, что недолгий отдых лишь прибавил «акунам» сил и решимости удержать преимущество и доказать всему стадиону свою силу.

Атаки на ворота Паши сделались непрерывными. Чуть ли не каждую минуту ему приходилось бросаться под мяч и вытаскивать его из-под ног дерзких нападающих. У него не было больше времени, чтобы смотреть на трибуны, — вся его жизнь сейчас сосредоточилась на маленьком пятачке вытоптанной земли у ворот. «Нет, не бесполезно! — шептал он себе под нос, как молитву, в очередной раз прижимая к себе мяч. — И не бессмысленно!»

Это было похоже на издевательство, на открытое избиение. Паша уже потерял счет ушибам и ссадинам, которые добавлялись после каждого удачного броска за мячом. Но за все время этой яростной атаки он не пропустил ни одного мяча, возвратив себе доверие болельщиков и товарищей по команде. Сила духа вратаря начала подзаряжать остальных. Махнув рукой на пытающегося удержать его врача, на площадку вырвался Мысин, и хотя он все еще прихрамывал, игра у него сразу же пошла — нападающие старались держаться подальше от большого сильного парня, который одним поворотом корпуса мог отбросить, будто боксер-профессионал. Игра переместилась вначале в центр, а потом и к воротам «акун» — теперь уже их вратарю приходилось несладко.

Паша получил передышку. Бросив взгляд на трибуны, он не увидел ничего — перед глазами все расплывалось, пот заливал лицо, на пересохших губах стоял противный соленый вкус. На противоположном конце поля маячили разноцветные фигурки футболистов — мелкие, подвижные, одинаковые, как в компьютерной игре.

— «Пятак» — «Акуна» два-два! — громом ударило ему в уши, перекрывая вопль трибун.

«Сравняли! — пронеслось в голове. — Мы сравняли!»

И тут же, почти без перерыва, голос судьи объявил следующее изменение счета:

— «Пятак» — «Акуна» три-два!

Кулак вратаря с силой ударил по штанге.

Минута за минутой проходили в страшном напряжении. Цифры на табло стадиона расплывались перед глазами — полчаса до окончания матча… двадцать минут… пятнадцать… Передышка закончилась, игра снова переместилась к воротам Паши — и опять по нему принялись молотить шипованные бутсы соперников, но он уже не чувствовал боли, ощущая себя механизмом, винтиком большой футбольной машины, замком, запирающим ворота.

До конца матча оставалась ровно минута, когда Кил, встав на пути разогнавшегося Борова, уложил его в пределах одиннадцатиметровой отметки.

Судья объявил пенальти в ворота «Пятака».

Последние секунды решали все. Трибуны ревели, болельщики неистовствовали, размахивали кепками и майками, топали ногами, но даже и в этом гаме выделялся слаженный хор группы поддержки «пятаков». «Пятак — мастак!» — неслось над стадионом, заглушая общий шум.