Любовь к жизни. Рассказы

– Ах вот как? Что ж, умные речи приятно и слушать. – Сэндерсон подошел и сел напротив посетителей, положив руки на стол и опасливо косясь на кофейник. – Я вам сказал мою цену и не стыжусь повторить: десять тысяч. Можете смеяться, можете купить – как угодно.

И чтоб показать, насколько это ему безразлично, он узловатыми пальцами забарабанил по столу и уставился на кофейник. Потом начал напевать себе под нос: «Тра-ля-ля, тру-ля-ля, тру-ля-ля, тра-ля-ля…»

– Послушайте, мистер Сэндерсон, – сказал Смок. – Эта земля не стоит десяти тысяч. Если б она стоила десять тысяч, ее можно было бы оценить и во сто тысяч. А если она не стоит ста тысяч – а вы сами знаете, что не стоит, – так не стоит и десяти центов.

Сэндерсон постукивал по столу костяшками пальцев и бубнил себе под нос «тру-ля-ля, тра-ля-ля», пока кофе не убежал. Тогда он долил в кофейник немного холодной воды, отставил его на край очага и опять уселся на свое место.

– А сколько вы дадите? – спросил он.

– Пять тысяч, – ответил Смок.

Малыш застонал.

Снова молчание; старик барабанит по столу и напевает свое «тру-ля-ля».

– Вы не дурак, – сказал он затем Смоку. – Вы говорите, если эта земля не стоит ста тысяч долларов, она не стоит и десяти центов. А сами предлагаете мне пять тысяч. Значит, она стоит и все сто тысяч.

– Но вы не получите за нее и двадцати центов, – горячо возразил Смок, – хоть просидите тут до самой смерти.

– От вас получу.

– Нет, не получите.

– Значит, буду сидеть тут, пока не помру, – отрезал Сэндерсон.

Не обращая больше внимания на посетителей, он занялся стряпней, точно был в хижине один. Разогрел котелок с бобами, лепешку и принялся за еду.

– Нет, спасибо, – пробормотал Малыш. – Мы ни капельки не голодны. Мы только что пообедали.

– Покажите ваши бумаги, – сказал наконец Смок.

Сэндерсон пошарил в изголовье своей койки и вытащил сверток документов.

– Все в полном порядке, – сказал он. – Вот эта длинная, с большими печатями, прислана прямиком из Оттавы. Это вам не бумажонка от местных властей. Само канадское правительство дало мне право собственности на эту землю.

– Это было два года назад? А сколько участков вы уже продали? – осведомился Смок.

– Не ваше дело, – буркнул Сэндерсон. – Я могу и один жить на своей земле, если пожелаю. Законом это не возбраняется.

– Даю вам пять тысяч, – сказал Смок.

Сэндерсон покачал головой.

– Не знаю, кто из вас больше спятил, – горестно промолвил Малыш. – Выйдем на минуту, Смок. Я хочу тебе сказать два словечка.

Смок нехотя повиновался – уж очень настаивал его компаньон.

– Ты только сообрази, – сказал Малыш, когда они вышли за дверь, – ведь вокруг этого дурацкого участка всюду такие же скалы, и они ничьи. Застолби их и стройся сколько душе угодно.

– Они не годятся, – ответил Смок.

– Да почему не годятся?

– Тебя удивляет, почему я покупаю именно это место, когда кругом земли сколько хочешь?

– Еще бы не удивляло, – подтвердил Малыш.

– То-то и оно! – с торжеством сказал Смок. – Раз ты удивляешься – значит, и другие удивятся. И от удивления все сбегутся сюда. Раз ты удивляешься, значит, я правильно рассчитал. Вот что я тебе скажу, Малыш: я поднесу Доусону такой подарок, что они забудут, как смеяться над нами из-за тех яиц. Вернемся в дом.

– Здорóво, – сказал Сэндерсон, снова увидев их в дверях. – А я думал, вас и след простыл.

– Ну, за сколько вы уступите землю? – спросил Смок.

– За двадцать тысяч.

– Даю вам десять.

– Ладно, продам за десять. Я только этого и хотел. А вы когда выложите денежки?

– Завтра в Северо-Западном банке. Но за эти деньги мне нужны от вас еще две вещи. Во-первых, когда вы получите свои десять тысяч, вы уедете на Сороковую Милю и пробудете там до конца зимы.

– Это можно. Еще что?

– Я вам заплачу двадцать пять тысяч, а вы мне пятнадцать вернете.

– Согласен. – Сэндерсон повернулся к Малышу. – Когда я поселился здесь, все говорили, что я дурак, – сказал он насмешливо. – Что ж, значит, такому дураку цена десять тысяч долларов, так, что ли?

– На Клондайке полно дураков, – только и нашелся ответить Малыш, – глядишь, которому-нибудь и повезет.

II

На другой день была законно скреплена продажа земли, принадлежавшей Дуайту Сэндерсону («землевладение, которое впредь должно именоваться поселком Тру-ля-ля» – как было обозначено в купчей по требованию Смока). И кассир Северо-Западного банка отвесил Сэндерсону на двадцать пять тысяч принадлежавшего Смоку золотого песка, причем несколько случайных посетителей заметили и эту процедуру, и размер суммы, и получателя.