Любовь к истории

Вскоре явились еще одиннадцать особ женского пола с точно такими же завещаниями. Выяснилось, что каждой из обожательниц ушлый старичок пообещал оставить всё свое бережно припрятанное состояние — в благодарность за малую толику любви и заботы.

Однако, как обнаружилось после торгов, никакого состояния не существовало и все пожитки ветерана правоохранительных органов были оценены в более чем скромную сумму 2907 франков плюс 867 франков недополученной пенсии. Даже если поделить на двенадцать, хватило бы только на шпильки, но и эта чепуха в результате досталась каким-то родственникам.

Ай да Видок, ай да сукин сын. Мало того, что скрасил себе закатные годы жизни, так еще и вызвал своей смертью столько совершенно неподдельных женских рыданий!

В общем, всех с днем Валентина, всем феноменального везения в любви.

Примерно в таком окружении завершал Видок свой жизненный путь

Про феноменальное невезение — в следующем посте. Он будет называться «Как юной и желанной красавице упустить свое счастье».

Из комментариев к посту:

backvocal

По-моему, очень печальная история. Отчего рядом с Видоком под конец жизни не оказалось ни единой женщины, которая согласилась бы дать ему толику любви бескорыстно?

fatheraleksandr

Сладок азарт охоты!

Раскидывает цветную фольгу

Старый ловец бабочек.

КАК ЮНОЙ И ЖЕЛАННОЙ КРАСАВИЦЕ УПУСТИТЬ СВОЕ СЧАСТЬЕ

16.02.2011

В прошлый раз мы восхищались/возмущались старым пройдохой, который вопреки всему урвал-таки у судьбы напоследок малую толику женской любви (пускай и сомнительного качества).

Сегодня для контраста и баланса расскажу исторический анекдот, описывающий прямо противоположную ситуацию: как была проиграна любовная партия, имевшая все шансы на успех. Вычитал я эту трагедию обманутых надежд в уже поминавшихся мною мемуарах наполеоновского камердинера Констана («M'emoires intimes de Napol'eon I par Costant son valet de chambre»).

Верный (до поры до времени) Констан

Император Французов был ценителем женской красоты, однако, обремененный великими делами, совершенно не имел времени на ухаживания. Впрочем, необходимости расходовать свои драгоценные минуты на подобные формальности у него и не было — как говорится, не царское это дело. Власть и слава — сильный афродизиак, а самый маленький и короткий роман с самодержцем сулит столько выгод, что у любвеобильных владык редко возникают проблемы по части взаимности. Роль ухажера вместо его величества обычно исполнял доверенный камергер, умевший отлично договариваться с девицами и их родителями либо с дамами и их мужьями. Ловкость и такт этого посланника высочайшей любви были легендарны. Констан в мемуарах называет сего купидона «граф Б.» — по-русски это звучит как-то двусмысленно, но просто камергера звали де Бомон (те, кто читал пост про «Свободную лояльность», тоже с ним знакомы).

После занятия Мадрида его величеству было угодно обратить внимание на одну юную актрису, которую Констан описывает в следующих выражениях: «Очень красивая особа пятнадцати иль шестнадцати лет, обворожительнейшей свежести, черноволосая, с очами, полными огня». Граф Б. отправился на переговоры и выяснил, что красавица — о чудо из чудес — еще и целомудренна. «Она сумела сберечь свою добродетель, невзирая на все опасности, с коими сопряжено ремесло актрисы». А еще, присовокупляет Констан, «она обладала прекрасною душой, добрым сердцем и чрезвычайною живостью манер — одним словом, всеми приметами очарования».

Тетушка, у которой воспитывалась девица, сказала, что ради Великого Человека ch'ere enfant готова расстаться со своим «сокровищем». Таким образом, всё отлично устроилось, и ночью ко дворцу прибыла плотно зашторенная карета, из которой выпорхнула разряженная в пух и прах чаровница, чуть не опрокинув Констана волной парфюмерных ароматов.

Мне представляется что-то этакое

Через пару минут у Констана в комнате истерично затрезвонил колокольчик. Лакей кинулся в апартаменты его величества и был поражен, застав императора не в спальне, а в прихожей. Наполеон держался за виски, страдая от жестокой мигрени. «Констан! — вскричал он, выпустив шнур звонка. — Уведите ее отсюда как можно скорей! Я сейчас сдохну от ее благовоний! Отворите все окна и двери, но сначала — вон ее отсюда, вон!»

Сердце разрывается читать про то, как рыдала бедная испанка, не понимая, почему ее выпроваживают, хотя она ничего такого не сделала, да и вообще, можно сказать, едва вошла. «Не было конца ее слезам и мольбам, — пишет камердинер, — и она отчасти утешилась лишь тогда, когда увидела солидный подарок, который поручил передать ей император».

Moralit'e: