– Вот кого жаль, так это маму, – продолжал Славик внешне уже почти спокойно. – С самого детства она все делала, чтоб я стал… Ради меня жила. Без преувеличения. А я теперь живу ради нее. И знаете, ребята! – Он резко сел. – Знаете, я, кажется, начинаю не то чтобы привыкать или смиряться, а как-то приспосабливаюсь к своему положению. Да, мне суждено нести этот крест, и нужно его нести достойно, нужно заниматься серьезным делом. Нельзя умирать раньше времени. Ведь так? Я принимаю лекарства, они улучшают мое самочувствие и должны продлить мою жизнь… Я вернулся к живописи. Пока боюсь, конечно, загадывать, но вроде бы… вроде бы. меня хотят взять преподавателем живописи в ваш художественный лицей. Сейчас решают… – Славик вздохнул, но теперь вздохнул как-то облегченно, почти светло. – В общем, впереди брезжит некий свет. Единственное, что по-настоящему тяготит, это сознание обреченности на одиночество. Что я навсегда один… Понимаете? Страшно смириться с тем, что у меня никогда не будет жены, сына не будет… Многие, – усмехнулся, – многие, кто оказался в моем положении, любят шутить, что они категория… гм… категория людей, которая живет не с мужчинами или женщинами, а со СПИДом… Вот так… – Он опустил голову. – Одиночество.
– Но есть же, – неожиданно для себе загорячилась Татьяна, – есть способы уберечься… уберечь любимого человека… Есть же, ну… презервативы есть.
Мишка хмыкнул, услышав от сестры неприличное слово; Славик откинул с глаз волосы, взглянул на нее, как на несмышленую, наивную девочку.
– К сожалению, Таня, на самом деле это очень сомнительная защита. Я вынужден читать теперь много специальной литературы, и, по оценкам ученых, презерватив дает в лучшем случае девяносто процентов защиты от вируса. А большинство марок – те, что в киосках продают – практически бесполезны.
– Как это?! – встрепенулся Мишка. – Везде ведь… что нужно их использовать…
– Дело в том, – на лице Славика опять появилась мягкая, умудренно-печальная улыбка, – что поры латексной резины, из которой презерватив сделан, превышают размер вируса. Понимаете? Поэтому рано или поздно вирус может проникнуть в кровь партнера. Вот так… Так, все! – Он поморщился, мотнул головой. – Все, друзья, хватит об этом! Давайте-ка я вам лучше гуаши покажу. А? – Вскочил. – Я их в Париже сделал. Чуть ли не каждый уголок Монмартра. Посмотрим?
Вернулись домой уже к вечеру. Мишка не пошел гулять, Татьяна тоже. Допоздна сидели втроем, включив торшер, и разговаривали о том, что таких вот интеллигентных, интересных людей постигла самая, наверное, страшная беда. Лучше, наверное, быстрая, внезапная смерть, чем так… Ведь не на что им больше надеяться – так или иначе, а все идет только к худшему… Мама благодарила детей за то, что были на высоте, заметила, как они повзрослели за один сегодняшний день… И сидя рядом на диване, в полутьме, в тишине (телевизор включить даже в голову никому не пришло), Татьяна, Мишка и их мама вдруг почувствовали по-настоящему, до желания крепко и надолго обняться, что они – одна семья, действительно родные, самые близкие друг другу люди… В последний раз они ощущали себя родными в тот день, когда ушел отец. Но тогда это единство было трагическим, страшным, словно бы отец умер, а сегодня наоборот – словно кто-то родился или что-то они втроем нашли драгоценное.
И перед тем как разойтись и лечь спать, долго желали друг другу спокойной ночи, вроде бы направлялись к кроватям, но тут же возвращались, садились на диван, чтоб еще несколько минут побыть вместе…
Утро наступило поздно, оно было солнечным, горячий луч обжег Татьяне лицо. Спросонок ей показалось, что это весна, а не поздний, сулящий скорый снег холод, сентябрь…
«Ну и что! – вскочила с кровати. – Пускай. Зато настоящее воскресенье».
Мама готовила завтрак. Пахло гренками.
– А давай «Наполеон» сегодня сделаем? – предложила Татьяна.
В первый момент на мамином лице мелькнуло привычное выражение усталости и досады, какое появлялось всегда, когда намечалось что-то необычное, сложное, но тут же оно сменилось на радость и воодушевление:
– Давай! Только за маргарином надо сходить.
– Я схожу.
– И молока купи – я «Наполеон» с молоком очень люблю. – И мама шутливо причмокнула.
Татьяна пошла умываться, и как раз в прихожей на тумбочке зазвонил телефон.
Телефон у них появился недавно. И неожиданно. Родители когда-то встали на очередь, потом очередь рассыпалась, часть людей отказалась от намерения получить телефон в квартире: разоришься на него. Да и куда вообще-то звонить? Друзья в пяти минутах ходьбы живут, с родней годами не общались. Разве что, не дай бог, в «Скорую» или в пожарку… Но вот однажды пришли монтеры и протянули тонкий прозрачный провод; мама сбегала в универмаг, купила самый дешевый аппарат за сто семьдесят рублей… С тех пор телефон по многу дней стоял, как простое украшение – ни мама, ни Татьяна, ни тем более Мишка не испытывали желания, да и просто не имели привычки куда-то звонить, чтоб поболтать… И потому от звонка, утреннего, заставшего по дороге в ванную, Татьяна растерялась.