Любовь и зависимость

        Исторические причины всегда и везде во всех народах примерно одинаковые, потому что к со-зависимому поведению ведет то искажение детства ребенка, которое всегда происходит, если общество в целом постигает какие-то трагедии. Это война, неважно какая, это трагедии стихийного порядка (землетрясения, извержения вулканов, наводнения и всякие прочие вещи), это, конечно, кризисы, социальные перемены, революции и, конечно, такие вещи, которые имели место в судьбе нашего отечества – гонения, преследования, геноцид, репрессии и т.д. Это те исторические факторы, которые, едва ли не всегда, присутствуют в жизни любого народа. Поэтому говорить, что какому-то народу досталось больше, а какому-то меньше, конечно, можно, но, в принципе, это не меняет сути происходящего.

Отсюда очень, на мой взгляд, интересный есть переход к социо-историческому анализу, который, например, существует в работах Сорокина или Льва Николаевича Гумилёва. В понятии «пассионарность», которое введено было в историю Гумилевым, на мой взгляд, может входить именно как фактор, как один из социо-психических факторов, это именно психическое здоровье детства в широком смысле слова. Не одной семьи, не одного ребенка, а именно в целом. Фактор, влияющий на детство, здесь вполне понятный. Если в жизни ребенка существует мать и отец, которые счастливы друг с другом, причем я не говорю сейчас о том, что значит счастливы, как конкретно это понимается понятие, а так, в общечеловеческом смысле, о котором мы сегодня еще будем говорить, что означает счастье. Если у ребенка мать и отец счастливы, как супруги и их не повергает ни в депрессию, ни в кризисы, страхи и тревоги за свое дитя, за свое ближайшее будущее, за свой дом, за своих родителей, если в той или иной степени супружеская пара чувствует стабильность, радость своего бытия, радость своего супружества и то, что у них есть дети, тогда с социально-исторической точки зрения у ребенка есть условия для динамичного и радостного развития его личности. Наоборот, как только в обществе разливается тревога, опасения и страх, тогда едва ли можно говорить, что в какой-либо семье, которая будет относиться к этому сообществу, может быть счастливое детство. Счастливое детство не с точки зрения каких-то социо-культурных понятий, а с точки зрения психических понятий.

Тогда понятно, почему среди нашего общества мало кто может сказать о себе, проанализировав свое детство,что в нем таких факторов не было. Едва ли найдется семья, которую не постигла трагедия потери мужчины на войне, на Великой Отечественной войне. А теперь еще добавились к этому войны Афганская, Чеченская и другие. Едва ли какая семья, как мы в прошедшее воскресенье почувствовали, может сказать, что в ее роду никто не был репрессирован. В некоторых семьях были репрессированы до 90% не только мужчин, но и женщин. В таком роду, в такой семье несколько поколений. Я могу это свидетельствовать о себе сам, я являюсь 4-м поколением после расстрелянного моего прадеда и я чувствую на себе то влияние, которое идет через несколько поколений, негативное влияние, которое я осознал намного позже, чем ощутил его реально. Едва ли в какой семье у нас не было раскулаченных или еще каким-нибудь образом репрессированных или выселенных людей. Поэтому немудрено, что сам этот фактор исторический сказывается.

Да, мы наследники Советского Союза, мы живем и в каждой семье есть след тревоги и страха, который может как фактор, а не прямая причина, стать фактором такой тревожности матери социальной зависимости, тревоги матери за завтрашний день, тревоги того, что квартиру отнимут или из квартиры выселят. Это же не реальная тревога, это именно субъективная тревога. Кто у кого отнимал за последние 20 лет? Едва ли таких на 1000 можно найти или каких-то экстремальных обстоятельств, но страх за это есть  у многих: есть у моей матери, есть у моей сестры, есть у моей жены. Не дай Бог не заплатить, вдруг что. Что? Кто вас? Это страх. Этот страх передается детям. Я теперь вижу по своей дочери, как и она этого боится, хотя никаких объективных для нет причин. Это тревога, которая передается. Мы ею заражаем своих детей. Вот о чем идет речь, когда я говорю о социо-исторических факторах.

Второй фактор – это родовой. Мы все различаемся, у нас разные семьи, разные родовые системы и в них разные события происходили, но так или иначе события можно классифицировать. Это, конечно, трагедии, связанные с потерей наших предков: родителей, прародителей и их ближайших родственников. Это могут быть войны, но это могут быть казни, самоубийства, убийства. Это аборты, предательства, уголовно-преследуемые наказания, когда кто-то оказывается в тюрьме, или алкоголизм, или наркомания. Присутствие такого одного члена семьи может оказывать негативное воздействие не как причина, а как фактор, влияющий на развитие тревожности матери и развития тревожности у ребенка.