Любовь и войны полов

Но, когда отец начинал читать поэмы… Переживания, которые вы испытывали, не поддаются описанию. Особенно это касалось «Братьев-разбойников», которые невозможно было слушать без слёз. В его чтении отсутствовал малейший налёт патетики. Когда он начинал своим спокойным, немного усталым и печальным голосом «Нас было двое…», то сначала возникала, как бы, обыденность – почти хроника, которая каким-то невероятным образом, вдруг, превращалась в сверх-реальность. И злоключения героев начинали рвать вам душу – впечатление, что всё это происходит прямо на ваших глазах…

В семейные дела он не вникал – находясь в своём поднебесье, лишь милостиво, изредка снисходил. Но все его вмешательства были схождением высших сил. Происходили они редко, но так внушительно, что запоминались навсегда. На моей памяти Зевс-Громовержец к простым смертным не спускался, но всем было памятно ещё и его последнее пришествие. Поскольку малый правящий хурал семьи состоял из женщин всё видевших, соображавших и схватывавших на лету, бедный брат мой не всегда поспевал за их космическими скоростями.

Несколько лет он рос баловнем, на которого обрушивались все их нежности, заботы и ласки и вырос барчуком, которого наши девушки обожали. Естественно, что и вертели им, как хотели. Короче, они его заласкали и затуркали. Он сделался эгоистом и стал жаден. Начал облизывать, а потом прятать пироги, которых выпекалось множество. Прятал он их повсюду, но чаще в баки с бельём и, как белка, забывал. Пироги плесневели, оставляя пятна. Уговоры не действовали и тогда обратились к отцу. Папа велел выгнать брата из дома вон…

Брату было лет 5, но запомнил он всё до гробовой доски и дальше. Семейство собралось во дворе, где домработницы раскрыли створки ворот. Одна сестра трубила в горн, другая била в барабан. Брату сунули котомку, после чего папа взял метлу и выгнал преступника, выродка и отщепенца, в никуда вместе со всеми его пирогами. Вою и слёз было на две улицы, брат каялся и был прощён, но я не помню, чтобы он так уж сильно любил пироги. Зато, уже даже и став взрослым, он все свои многочисленные призы и подарки, всегда привозил родителям, словно боясь их лишится вновь. Он был третьим в семье – «кукушкой», которая «ни в мать, ни в отца». Вот эта-то «кукушка» меня и долбала, где и как только могла. И поколачивала… Злилась, что я занял её место принца-баловня. Его доставал комплекс: с одной стороны, мама не могла нахвалиться моими способностями, с другой младшая сестра постоянно натягивала ему нос, ещё и клича его при этом, то «Курочкин», а то и «братец-кролик»…

Моему красивому брату не повезло по многим причинам. Во-первых, из-за самого его рождения. Не то, чтобы Природа решила на нём отдохнуть, скорее наоборот. Похоже, он был задуман, как гений местного розлива. Во всяком случае, с очень большой башкой. Вот с ней-то, ему и не повезло. В первую очередь. Из-за неё мамины роды им были тяжёлые, что означало, что и у него был отёк мозга сильнее обычного. Во-вторых, он попал прямо под младшую сестру, которую мягкость старшей и любовь отца, превратили, почти, в разбойницу. Отец в ней души не чаял – во всём она была вылитая мать, которую он обожал безмерно. Ей всё прощалось, ей всё покупалось, ею же, всё и у других, отбиралось. Это и был невидимый правитель дома. Но, и не он один, рос под её гипнозом. Во всяком случае, это не мешало нам, как и всем вокруг – постоянно восхищаться и любить её безмерно.

Как бы-то ни было, наши женщины вертели им, как собачьим хвостом, постоянно провоцируя его на подвиги. Наверное, поэтому, в отличие от меня, он и вырос джентльменом, и даже, дамским угодником. Как бы-то ни было, с рождением ещё одного ребёнка с талантами в семье оказался перебор, и он оказался в сложном положении, ненавидя меня в меру всех своих детских сил…

Но и всё прочее, как и его «отлучение от семьи», обставлялось нашими родителями не менее красочно, чего бы оно, ни касалось. От домашних праздников до карнавалов, костюмы к которым изобретались уже коллективно. Впервые увидев киноверсию «Трёх мушкетёров», я был жутко разочарован их нарядами – это были какие-то замухрышки с навозной кучи. Видели бы они, как наряжались мушкетёрами, мой брат и его друзья! Какие были у них, роскошные кружевные воротники и манжеты! От рукавов их тёмных бархатных блуз, нельзя было отвести глаз – они были с длинными прорезями, в которых алели или белели яркие, длинные глубокие врезки. А их шляпы с плюмажами, плащи и ботфорты! Такими костюмами нельзя было не любоваться. Глядя на них, вы не сомневались, что эти красавцы разделают и десятерых!

Когда у меня был костюм пажа, то мои штаны фижмами были из переливающегося тёмно-жёлтого шёлка, а сапоги были так ловко склеены мамой из золотой бумаги, что сходили за настоящие. Глаз не отвести… Надо отдать должное родителям – они оба обладали всевозможными талантами, мгновенно находя неожиданные решения…