Если бы профессор Леаль хоть на секунду задумался или с кем-нибудь посоветовался, он бы понял, что текст листовок, предназначенных для разбрасывания, слишком длинный: любой, кому удалось бы прочитать его до половины, оказался бы уже арестованным. Но он так восхищался отцом анархизма, что ни с кем не поделился своими планами. Его жена и сын узнали об этом сутки спустя, когда по радио, телевидению и прессе было распространено военное сообщение, а профессор вырезал его, чтобы сохранить в своем альбоме.
Приказ № 19
1. Вооруженные Силы предупреждают всех граждан, что не потерпят никаких проявлений общественного мнения.
2. Подписавшему памфлет, подрывающий священную честь Вооруженных Сил, гражданину Бакунину следует добровольно явиться сегодня, до 16.30, в Министерство обороны.
3. Неявка будет означать нарушение указаний Военной Хунты и будет иметь последствия, которые нетрудно себе представить.
Чтобы отец не попал за решетку из-за своего необузданного идеализма, в тот же день три брата Леаля решили вынести из кухни типографию.
С тех пор они старались не давать ему повода беспокоиться. Никто из них не рассказывал ему о своей деятельности в оппозиции, но, когда Хосе был арестован вместе с несколькими священниками и монахинями викарии, им не удалось помешать профессору Леалю выйти на главную площадь Пласа де Армас[53] и усесться с плакатом в руках, на котором было написано: «Сейчас они пытают моего сына». Если бы вовремя не подоспели Хавьер и Франсиско и не увели бы его оттуда под руки, то отец облил бы себя бензином и поджег, как буддийский монах, на глазах у тех, кто собрался вокруг, чтобы ему посочувствовать.