Любовь и Тьма

Разум подсказывал Франсиско: не стоит поддаваться искушению повалить ее на землю, грубо сорвать с нее одежду, уступая безумному, непреодолимому желанию. Он опасался, что ночь и даже сама жизнь окажется коротка чтобы иссякла сила этого урагана Медленно и чуть неловко из-за того что дрожали руки, он принялся расстегивать на ней блузку, и ему открывались теплая ямка подмышек, изгиб плеч, маленькие груди и орешки сосков: они были точно такие, как он представлял себе, когда на мотоцикле она прижималась к его спине, или когда склонялась над монтажным столом, или когда они обнялись и соединились в незабываемом поцелуе. В углублениях ладоней, под его руками свили гнездо две теплые неприметные ласточки, а белая, как лунное серебро, девичья кожа затрепетала от прикосновения. Франсиско приподнял Ирэне: она стояла перед ним, а он, опустившись на колени, прижался лицом меж ее грудей, потянулся к их скрытому теплу, вдыхая аромат, схожий с запахом дерева, миндаля и корицы; он развязал ремешки ее сандалий — его глазам предстали ноги девочки, и, лаская, он узнавал их они ему такие и снились — невинные и легкие. Он снял с нее брюки, и ему открылась упругая округлость ее живота, темная впадина пупка, удлиненная ложбинка на спине — он ее гладил горячими ладонями, — и ее округлые, чуть покрытые золотистым пушком бедра Он смотрел на нее: ее обнаженная фигура вырисовывалась на фоне глубокого ночного неба, — и тогда его губы заскользили по ее телу, словно прокладывая невидимые дороги, спускались в долины и проделывали туннели, — так он рисовал географическую карту ее тела. Она тоже опустилась на колени, а когда тряхнула головой, копна ее волос рассыпалась, и темные в ночи локоны заплясали на ее плечах. Франсиско сбросил с себя одежду: они смотрели друг на друга, словно первые мужчина и женщина — еще до познания изначальной тайны.

Ирэне никогда еще так не любила она не знала такой беспредельной жертвенности, без опасений и недомолвок, не помнила, когда испытывала такое наслаждение глубокого взаимного слияния. Изумленная, она открыла для себя новое, удивительное тело своего друга, его жар, вкус, аромат; она словно исследовала его, овладевая им пядь за пядью, осыпая только что придуманными ласками. Никогда еще она не отдавалась с такой радостью празднику чувств: бери меня, обладай мною, вбирай меня, потому что я тоже беру тебя, обладаю тобой, вбираю тебя. Она уткнулась лицом в его грудь, вдыхая его тепло, но он слегка отстранил ее и посмотрел прямо в глаза В их черном и блестящем зеркале отразилось его собственное «я», прекрасное, благодаря разделенной любви. Шаг за шагом они начали восхождение по ступеням неумирающего ритуала Она приняла его, а он отдался течению, уносящему в самые укромные ее сады, и оба, в стремлении упредить друг друга, шли к одной цели. Франсиско улыбался от переполнявшего его счастья: он нашел женщину, которая виделась ему в его грезах, начиная с отрочества и потом на протяжении многих лет, когда он искал ее в каждой женщине, искал подругу, сестру, любовницу, товарища. Долго, неторопливо, под сенью мирной ночи он жил в ней и, задерживаясь на пороге каждого ощущения, восторженно приветствовал блаженство, обладая тем, что она отдавала ему. Много позже — когда он почувствовал, как дрожит ее тело, словно струна музыкального инструмента, как на его губы живительной струей падает ее глубокий и протяжный выдох, — внутри у него будто прорвалась огромная запруда, и сила обрушившегося течения потрясла его, наполнив Ирэне водами счастья.

Некоторое время, слившись в безраздельное целое, они пребывали в состоянии глубокого покоя, познавая истинную полноту любви; они дышали в одном ритме, и их тела трепетали в унисон, пока оба не почувствовали прилив нового желания. Ощущая, как в ней вновь разрастается мужская плоть, она потянулась к его губам, и они слились в нескончаемом поцелуе. Единственным свидетелем было небо, когда они, царапаясь о камни, покрытые пылью, сминали в любовном хаосе сухие листья и, вознаграждая себя за неиссякаемый пыл, бились в лунном сиянии, охваченные страстью, пока не изошли последним потом, пока с последними вздохами не отлетели их души; и тогда они погрузились в небытие, не размыкая объятий, не разъединяя губ, и грезили одними и теми же сновидениями. Они стояли в начале неотвратимого пути.

Раннее утро только начиналось, когда они, ошеломленные недавней близостью и единством души, проснулись, разбуженные воробьиным галдежом. Но тут они вспомнили труп в руднике, и к ним мгновенно вернулось чувство реальности. Гордые своей разделенной любовью, все еще охваченные трепетом и восхищением, они оделись, сели на мотоцикл и направились к дому Ранкилео.