Любовь и прочие "радости"

Собака дернулась, зацепила поводком пакет, в котором звякнуло что-то стеклянное.

— Пап, ты опять? — нахмурился Тихон. Ольга уловила звенящее напряжение в его голосе и, стараясь не показать своего любопытства, отвела взгляд.

— Мал ты еще учить отца жизни.

— Я и не учу!

— Вот и не надо. Я сам разберусь, не пропащий… — настроение старика, кажется, тоже испортилось, но прощаясь с Ольгой, он все равно улыбался и даже приглашал их с Тихоном в гости.

— Только заранее о визите сообщите. Наварю своего фирменного холодца. Мы его всегда с моей Тасей гостям подавали. Помнишь, Тиша?

— Да уж… — буркнул Гдальский и, обернувшись к Ольге, скомандовал, — ну, что, пойдем?

Ольга улыбнулась на прощание старику и пошла рядом с Тихоном. Легкость в их разговор так и не вернулась. Что-то определенно испортило ему настроение. Прямо не одно — так другое у них.

Глава 11

На удивление, Катя утром вскочила раньше отца и даже взялась за приготовление завтрака. Тихон поворочался с бока на бок, сунул голову под подушку, но спрятаться от шума в пусть и просторной, но все же квартире-студии не было никакой возможности. Накануне он долго не мог уснуть. Сидел у окна и пил горький чай, который Юрка Смирнов припер ему из Китая.

Поводов для бессонницы у Гдальского было хоть отбавляй. Он томился от неудовлетворённого желания. Прокручивал в голове все те сцены, что случились между ним и Ольгой, и словно на медленном огне поджаривался… А еще Тихон не мог не думать о собственном старике. Он так боялся, что тот снова запил! Не потому, что был моралистом или фанатичным приверженцем трезвого образа жизни… Нет. Просто Гдальский старший не молодел, а горькая не прибавляла ему здоровья. Совершенно по-детски, но не по-мужски, Тихон боялся, что та и вовсе отнимет у него папку. И тогда он останется один. Теперь уже по-настоящему.

Отец запил после смерти матери. В тот период было тяжело всем, но погруженный в свои заботы Тихон даже не сразу заметил, что его интеллигентный, положительный во всех смыслах отец выпивает. Нет… Пьет! Как сапожник, до беспамятства. Как он потом себя ругал, что вовремя не забил тревогу! Проклинал Ирку, из-за козней которой света белого не видел… И себя проклинал. У родителей Тихона была необыкновенная история любви. Они как будто и не существовали порознь. Всегда вместе, во всем, в любой ситуации. С улыбкой и держась за руки. Они обожали Тишу, своего единственного, позднего сына. Но только друг без друга не могли жить.

— Ну, ты будешь сегодня вставать или нет? Я уже напекла оладушков.

— Да встаю, встаю… Чего сама подхватилась так рано?

— Так ведь уже десятый час, пап!

Тихон, кряхтя, встал, натянул спортивные штаны, футболку и пошел в ванную. Когда вернулся — стол уже был накрыт по всем правилам. Ай да Катька, ай да молодец!

— А если серьезно? Чего подхватилась?

— Да ничего! — возмутилась дочка. — Мы просто хотели позаниматься с Ником.

Ага. Позаниматься. Теперь это так называется. Тихон вскинул бровь:

— Позаниматься?

— Вот именно. Ник обещал помочь мне подтянуть математику.

— А что, у тебя с ней какие-то проблемы? Почему мне не сказала? Я бы тебе помог.

— Папа! — закатила глаза дочка, — Все нормально. Мы сами справимся.

— Ну, смотри, — все еще хмурясь, Гдальский окунул оладью в сметану и откусил. — Так ты у него будешь?

— Угу. А потом, может, сходим куда-нибудь…

— Смотрите, не надоедайте там.

— Кому?

— Ольге, — пожал плечами Тихон.

— Ник сказал, что его мать не имеет ничего против, когда к нему приходят друзья. Кстати, — хитро блеснула глазами Катя, — как она тебе?

— Как она мне что?

— Ой, ну, не делай вид, что не знаешь, о чем я спрашиваю!

— Да понятия не имею.

— Ну, да, — рассмеялась девушка, — так я тебе и поверила. Ты что, на нее запал?

— Хм… А я смотрю, ты не против.

— А чего нам быть против? Она классная… Ну, по рассказам Ника. И красивая.

— Так это вы вчера типа сватовством занимались?

— А ты только сейчас это понял? — снова захохотала Катюха.

Гдальский покачал головой. Взял новый оладушек, отпил кофе. Кофе варить Катька категорически не умела. А вот оладушки были вроде бы ничего. Съедобными.

— Ну? — подперла ладонью щеку девушка.

— Что — ну? — активно жуя, пробубнил Тихон.

— Как наш план? Удался?

— Не-а. Вы, напротив, мне все обломали.

— Серьезно? — Катя даже открыла рот, а потом ее, видимо, озарило. — Вот же черт! Я вам помешала! — хлопнула себя по любу девушка. — Ну, и быстрые вы! — то ли обвинила, то ли похвалила. А Тихон рассмеялся:

— Да брось. Я пошутил.

— А я уж было подумала, что ты и правда оклемался, — насупилась дочка.

— Оклемался? — удивленно переспросил Тихон.

— Ну, да… После мамы… Так, ладно… Ты доел? Я приберу.

— Нет, не доел! — отобрал у дочки тарелку Гдальский, — ну-ка сядь и объяснись.

— А что тут объяснять? — занервничала Катюха.

— Чего это ты решила, что я, как ты сказала… не оклемался?

— Разве непонятно? На свидания ты не ходишь. Женщины у тебя нет… Работа — дом. Дом — работа. Ты страдаешь! А этой… этой — хоть бы хны!

— Эта — вообще-то, твоя мать. И я по ней не страдаю.

— Ну да! Как же… А почему тогда тормозишь? Взял бы и приударил за кем-то.