Любовь и измена

— Точно, ты похожа на тигрицу, которая дерется за своего детеныша не на жизнь, а на смерть.

Долорес удивленно посмотрела на него, потом залилась смехом. Они хохотали как ненормальные и никак не могли успокоиться. А когда наконец перестали, Долорес вытерла слезы и неожиданно серьезно сказала:

— Алекс, я хочу попросить тебя об одолжении.

— Пожалуйста, я слушаю.

— Уезжай сегодня. Домой, в Штаты, или куда там тебе надо по делам. И не возвращайся десять дней, а лучше — две недели. Я хочу, чтобы ты как следует обдумал то, что узнал. И чтобы с полной серьезностью решил, действительно ли тебе нужна дочь. Потому что это — колоссальная ответственность. А ты до сих пор, извини, не проявил себя таким уж ответственным…

— Я добрался до самого верха, будучи не только безжалостным, но и ответственным, и обязательным. Более того, гибким и способным меняться. Открытым новым идеям и возможностям.

— Марибель — не предмет сделки! — взвизгнула Долорес.

— Довольно. Ты уже достаточно оскорбляла меня. Не продолжай.

Она моментально раскаялась.

— Пожалуйста, прости меня, Лехандро… Но я еще не закончила. По прошествии двух недель, когда придешь к какому-то выводу, позвони мне, но не домой, а в школу. Чтобы Марибель случайно не узнала… — Голос ее дрогнул. — Пойми, твое решение изменит три человеческие судьбы. Мы сейчас даже представить не можем, каким образом. И Марибель самая уязвимая из нас. Ей всего десять. Не сломай ее жизнь поспешным решением, принятым в гневе. Прошу тебя, Лехандро. Пожалуйста!

Алекс взглянул на нее с уважением. Он знал, насколько Долорес горда, и вот сейчас она отбросила в сторону свою гордость и умоляла ради своего ребенка. Потому что его дочь — и ее дочь тоже. К тому же она права: он сейчас в ярости и не может мыслить здраво.

— Хорошо, Лола. Хорошо. Но скажи, если по зрелом размышлении я решу, что хочу быть ей настоящим отцом, ты согласишься?

Она опустила голову, посмотрела себе под ноги, потом снова подняла и посмотрела ему в глаза.

— Да. Да, Лехандро, конечно… Но ты сделаешь, как я прошу? — почти шепотом закончила она.

Он пальцем приподнял ее подбородок, погладил гладкую кожу щеки, с трудом проглотил вставший в горле ком.

— Ты — удивительная женщина, Долорес. Я восхищаюсь тобой. Я позвоню тебе через две недели.

Уронив руку, он повернулся и сбежал по тропе. А Долорес осталась одна. Она долго смотрела вслед большому катеру, пока тот не превратился в крошечную точку на горизонте, и думала…

О чем? О том, что может лишиться дочери? Или…

5

Следующие дни они провели совершенно по-разному.

Долорес с каждой минутой все больше погружалась в уныние, временами переходящее в почти нестерпимое отчаяние. Как так получилось, что она призналась Алексу в том, что Марибель его дочь? Каким образом ему удалось вырвать у нее подтверждение его подозрений? На основании чего он вообще сделал вывод о своем отцовстве?

Но сколько бы ни проигрывала в уме их разговор, уныло признавала: это она, и никто другой, сказала ему об этом прямо. Конечно, он застал ее врасплох… Но почему же она не дала себе труда подготовиться к противостоянию?

И вывод напрашивался единственный: потому что до сих пор любила его, Лехандро Парагона, изменившего дружбе и любви и сбежавшего от нее, бросившего ее на произвол судьбы. Ни разу не поинтересовавшегося, как она справляется с тяготами жизни в одном из самых заброшенных уголков мира…

Нет! Долорес в ужасе отмела эту мысль. Она же не настолько ненормальная, чтобы простить подобное предательство!

В ушах ее звучали его слова: «Я не намерен забирать у тебя Марибель. Не намерен. Никогда и ни за что!».

Вроде бы он был искренен, тогда ей волноваться не о чем. Но… И тут опять вставало все то же «но». Можно ли доверять человеку, однажды уже предавшему ее? Что способно помешать ему сделать это во второй раз? Но ведь есть и еще один вполне вероятный исход, пыталась она утешать себя. Он может и не вернуться. Решить, что не нуждается в такой ответственности, как воспитание ребенка, и сообщить ей об это прямо и откровенно по телефону. Предложить помочь материально…

Да, верно! Так и будет!

По прошествии недели Долорес убедила себя в этом последнем варианте и начала постепенно успокаиваться. В конце концов, если бы Лехандро серьезно заботился об установлении отношений с дочерью, он бы уже давно позвонил.

О да, она уговорила себя, Лехандро больше не появится. Но вместе с облегчением испытывала и странное разочарование…

* * *

Алекс же не терзался подобными вопросами. Уже в тот самый момент, когда выводил катер из гавани и направлял его в сторону Тенерифе, он принял решение — твердое и бесповоротное. Он будет отцом Марибель, настоящим отцом, и сделает все от него зависящее, чтобы его дочь имела не только необходимое, но и намного больше.

Именно поэтому он не собирался спешить и форсировать события. Он дал Долорес слово позвонить через две недели, так и поступит. А пока…