– Какой завод? – удивился Алексей.
– Мой. Какой же ещё? – всё так же спокойно произнёс Василий Борисович.
– У вас есть завод? – ещё больше поразился Алексей.
– Надеюсь, что ещё есть. Если не весь растащили, – улыбнулся Гаршенин. Но улыбка вышла невесёлой.
Василий Борисович продолжил свой рассказ. И, сидя в тюремной камере, много интересного узнавал Алексей об особенностях национального бизнеса в России, о власти и чиновниках, о рейдерских захватах и судебных делах, о простых смертных и о людях, которым дозволено всё. Он – финансист, имеющий высшее экономическое образование и какой-то опыт работы, здесь, в тюрьме, постигал неизвестные широкой общественности экономические отношения между властью и российскими предпринимателями. И эти собственные открытия, мягко говоря, очень удивляли его.
– Значит, вы утверждаете, что невозможность развития бизнеса, а следовательно, экономики России, упирается в коррупцию? А вся коррупция растёт из столицы? – допытывался он.
– Да, эта сложившаяся система разрушительна для страны. – Они сидели за столом друг напротив друга. Василий Борисович вертел в пальцах очки и говорил не торопясь, взвешивая каждое слово. – Ведь дело совсем не в том – успешен, например, я или не успешен. Дело в другом: почему мне не дают кредиты, а соответственно, и возможности для развития? Вот губернатор спрашивает меня: «Чем тебе помочь?». А мне не надо ничем помогать – любая помощь подразумевает необходимость ответной благодарности в прямо пропорциональной зависимости. А вы сделайте для всех одинаковые условия и приоритеты расставьте так, чтобы вся область знала, что деньги, вложенные в производство, будут ограждены хотя бы от нецелевых трат. Но губернатор каждый раз отвечал: «Что ты тут мне говоришь? Я – временный человек». Хотелось по совести, а выходило, что я выпрашиваю милостыню, а взамен должен дать взятку. В любом разговоре только этим и пахло.
– И сколько же нужно давать?
– Размер «благодарности» стандартен по всей России – десять процентов от суммы полученного кредита. Об этом знает любой мало-мальски успешный предприниматель. То есть мне надо было поступить так, как это сделали некоторые средние предприятия: они выпросили кредиты в пределах 20 – 30 миллионов рублей, получили гарантии и начали раскручиваться за государственные деньги. А я – за свои. Есть разница в условиях? У предприятий, получивших кредиты, налоговая контролирует государственные деньги с точки зрения сохранности, ну, и чтобы прибыль была от этого. А с моих – инспекция думает, как бы побольше налогов содрать. Там – как бы производство наладить. Деньги-то – государственные. А у меня… Вы понимаете разницу?
– Всё предельно ясно.
– И вот этот развод предпринимателей на деньги пошёл по всей Руси. Такую ситуацию создали!.. Везде только взятки. Я думаю, в этом были заинтересованы временщики: те, кто сматывался за рубеж. Или те же Гайдары и Чубайсы – они все временщики. Смысл? А смысл заключается в том, чтобы кроме собственного обогащения, сделать нестабильной ситуацию в стране и безнаказанно самим ловить рыбку в мутной воде и родственникам давать возможность это делать. А в России возле власти засела такая старая коммунистическая гвардия, у которой ни о каких понятиях, тем более о совести и чести, не говоря уже о порядочности, нет даже представления. Раньше понятия народа зиждились на Евангелие: не укради, не лжесвидетельствуй и так далее. Если не признаёшь законы государства, не забывай, что существует Закон Высшей Силы. Потом существовал ещё партийный надзор. А сейчас?..
В то время меня неоднократно предупреждали о том, что за мной охотятся и могут убить. И я прямо скажу, что многие милиционеры мне тогда реально помогали. Немало людей порядочных среди них оказалось. Я очень им благодарен. Бывало, кого-то из них направляют меня задержать, а он, наоборот, – предупреждал об этом, чтобы я имел время скрыться.
– А здесь? Тоже есть порядочные?
– Есть. В этой камере, по крайней мере, относительно человеческие условия: можно отдохнуть, нормально поспать, помыться. Правда, меня ограничивают в информации, но, в общем, спокойно. Раньше меня перемещали из одной общей камеры в другую, и в каждой обязательно оказывался какой-нибудь убийца, а при нём – весь набор колюще-режущих принадлежностей. А ночью всякое может произойти: я могу и с нар упасть, и сам повеситься. Если урод, убивший двадцать человек, убьёт двадцать первого, ну что ему за это будет? Я не сгущаю краски, но когда ко мне в камеру сегодня утром зашёл один мой давний знакомый – тоже предприниматель, сидящий почти по схожей схеме, что и я – и сказал, что меня этой ночью будут «мочить», сердце моё еле выдержало. А тут в обед поселили вас. Я очень рад, Алексей, такому соседству. Вижу, вы – человек порядочный. Теперь они подумают…
– У вас томик Библии, – ушёл от скользкой темы Алексей, взглянув на книгу, которую читал Горшенин.