— Подождем, моя огненная крохотуля. Не поддадимся Замыслу! Ведь мы счастливее всех, здесь в нашей теплой пещерке, с нашей любовью, правда?
— Конечно, Моггадит.
— Я — это Я-самое. Я силен. У меня свой собственный Замысел. Не буду смотреть на тебя, пока... Пока не станет тепло, пока не вернется солнце.
— Да, Моггадит... Моггадит, у меня лапки занемели.
— Драгоценная моя, погоди... Смотри, я осторожно уберу шелк и не стану смотреть... Не стану...
— Моггадит, ты меня любишь?
— Лилилу! Прекраснейшая моя! Мне страшно, страшно...
— Посмотри, Моггадит! Посмотри, какая я большая и сильная!
— Красная моя крохотулечка, мои лапы... мои лапы... Что они с тобой делают?
Своими тайными лапами я с силой выдавливал горячие соки из горловых мешков, нежно-нежно раздвигал твой прекрасный материнский мех и оставлял свой дар в твоих сокровенных местечках! И глаза наши переплетались, и лапки наши обвивали друг друга.
— Любимая, я поранил тебя?
— Нет, Моггадит! Нет-нет!
Прекрасная моя, то были последние дни нашей любви!
За стенами Пещеры становилось все холоднее. Толстяки- верхолазы больше не ели, а нельзяки перестали шевелиться, и вскоре от них начало вонять. Но в глубине убежища все еще держалось тепло, я все еще кормил свою любимую остатками припасов. И каждую ночь новое таинство любви становилось все привольнее, ярче, хотя я заставил себя скрыть шелками почти всю сладкую тебя. Каждое утро мне все сложнее было снова оплетать твои лапки.
— Моггадит! Почему ты не связываешь меня? Мне страшно!
— Еще немного, Лилли, чуть-чуть. Еще один только разок приласкаю тебя.
— Моггадит, мне страшно! Прекрати немедленно и свяжи меня!
— Но зачем, любовь моя? Зачем тебя прятать? Это что, тоже глупый Замысел?
— Не знаю. Все так странно. Моггадит, я... я меняюсь.
— Моя Лилли, моя единственная, ты с каждым мгновением все прекраснее. Дай взглянуть на тебя! Нельзя опутывать тебя и скрывать от глаз!
— Нет, Моггадит! Не надо!
Но разве я послушал тебя? Глупый Моггадит, который возомнил себя твоей Матерью. Замысел велик!
Я не послушался, не связал тебя. Нет! Я сорвал прочные шелковые путы. Опьяненный любовью, торопливо сдернул их все разом, с одной лапки, потом с другой, обнажил все твое великолепное тело. И наконец увидел тебя всю!
Лиллилу, величайшая из Матерей!
Не я был твоей Матерью, а ты была моей.
Раздавшаяся, блестящая лежала ты передо мной, одетая в новенькую броню, твои мощные охотничьи лапы были больше моей головы! Что я сотворил? Тебя! Совершенную Мать! Мать, равной которой еще не видывал свет!
Ошалев от восторга, я глядел на тебя.
И тут ты схватила меня огромной охотничьей лапой.
Замысел велик. Лишь радость чувствовал я, когда сомкнулись твои челюсти.
И радость чувствую я теперь.
Так, моя Лиллилу, моя красная крохотулечка, и закончились мы. В твоем материнском меху растут дети, а твой Моггадит больше не может разговаривать. От меня почти ничего не осталось. Становится все холоднее, все больше и ярче твои материнские глаза. Скоро ты останешься одна с детьми, и вернется тепло.
Вспомнишь ли ты, мое сердечко? Вспомнишь ли, расскажешь ли им?
Лилилу, расскажи им про холод. Расскажи про нашу любовь.
зимы все длиннее.