Любовь длинною в жизнь (ЛП)

— Мы за рамками пяти минут, Кэл. Мы за пределами всего этого. Тебе вообще не следовало возвращаться в Порт-Ройал. Ты ненавидел моего отца так же сильно, как и я. Никогда бы не подумала, что ты вернешься ради него.

Лицо Каллана на секунду становится пустым. Он выпрямляется, оттолкнувшись от машины, и наконец-то убираясь с дороги. Отступив на шаг, засовывает руки в карманы.

— Ты была нужна мне, когда умерла моя мать, Корали. Я нуждался в друге. Так что, да. Наверное, подумал, что буду здесь для тебя, буду рядом, если понадоблюсь тебе. Я здесь не для того, чтобы отдать дань уважения твоему отцу. Я здесь ради тебя.

Он вынимает руку из кармана и что-то протягивает мне.

— Мой номер. Знаю, что ты сейчас злишься, но это место... это место что-то делает с тобой так же, как и со мной. Я тебе понадоблюсь в какой-то момент, когда тяжесть всей нашей истории навалится на тебя, и ты почувствуешь, что не можешь дышать. Когда это случится, позвони мне. Даже если это только для того, чтобы ты могла кричать на меня.

Смотрю вниз на белый прямоугольник, не совсем ясно видя его сквозь затуманенное слезами зрение. Я всегда планировала быть здесь, когда Джо умрет. Всегда знала, что буду рядом с Калланом, что буду держать его за руку и нести столько его боли, сколько смогу. Мне показалось, что мое сердце вырвали прямо из груди, когда услышала, что она умерла. Я знаю, как сильно подвела ее. Несколько недель думала о том, чтобы вернуться сюда. Мысль о том, что Каллан страдает, была почти невыносима. Но я тоже страдала.

Отвожу взгляд, стиснув зубы. Каллан тяжело вздыхает и кладет визитную карточку со своим номером под дворник арендованного автомобиля.

— Будь осторожна на этой штуке, Синяя птица, — шепчет Каллан. — Ты всегда плохо водила.

Глава 8

Каллан

Правило третей.

Прошлое

— Правило третей — это перспектива. Нельзя просто сфокусировать изображение прямо в центре. Нет, если тебе нужна динамичная картинка. Нужно придерживаться правила третей. Композиция — это... ой! это все.

Я спотыкаюсь, ухитряюсь выпрямиться, а потом делаю глоток из теплой бутылки, которую крепко сжимаю в правой руке. Пиво в бутылке тоже теплое. Вкус отвратительный. Рядом со мной балансирует Шейн, пытаясь идти как по канату вдоль края тротуара, ухмыляясь, как гребаный идиот.

— Ну, если ты так говоришь, чувак. — Он показывает мне большой палец.

— Это правда. Если наклонить объект или фокус изображения вниз и немного вправо или влево, это даст фотографии… — Я делаю паузу, чтобы отрыгнуть. — Даст ей... энергию. Интерес. Напряжение.

— О, ты все знаешь о напряжении, верно? В сексуальном плане. Чувак, ты видел, как Тара Макфи смотрела на тебя глазами типа «иди-тр*хни-меня»? Я чертовски сильно ненавижу тебя, придурок. Ее сиськи просто чумовые.

— Как и волосы, — возражаю я. — Она выглядит так, будто засунула палец в розетку.

— Кому какое дело до ее волос, Кэл? Ты был бы слишком занят, задыхаясь в ее громадные сиськи, чтобы заметить что-нибудь, происходящее выше ее шеи.

Смеюсь над этим, потому что полагаю, что это правда. У Тары Макфи действительно огромные сиськи. По какой-то причине мне не хотелось оставаться на вечеринке и пытаться снять с нее лифчик. Я провел девяносто процентов ночи, наблюдая за дверью, ожидая, что войдет кое-кто еще. Маленькая мышка из библиотеки. Впрочем, меня не удивляет, что она так и не появилась. Я знал о ее существовании последние несколько лет, но никогда не видел ее в общественных местах. Она всегда тихо сидит где-нибудь одна, опустив голову, что-то пишет или занимается. Обычно и то, и другое. Я подсмотрел несколько ее рисунков через плечо, когда был в библиотеке. Конечно, она никогда об этом не узнает и никогда не узнает, что я считаю ее очень талантливой. Ей нравится рисовать птиц.

Мы продолжаем идти, передавая пиво взад и вперед между нами, пока оно не исчезнет, а затем Шейн бросает бутылку на асфальт. Вскрикивает, когда бутылка разбивается, и осколки разбитого стекла летят, словно тысячи необработанных алмазов, по асфальту. Мы бежим — или пьяно петляем — по главной улице, смеясь громче, чем принято в обществе, в три часа ночи. И вот мы уже рядом с домом.

В маминой спальне горит свет.

— Черт. — Я царапаю пальцами щеку, не зная, почему это приятно, или почему это, кажется, останавливает панику, которую чувствую прямо сейчас. Я вот-вот получу пинок под зад. — Мне сейчас надерут задницу, — говорю я Шейну.

Он кривится, глядя на меня.

— Черт, чувак. Сожалею. Хреново быть тобой.

— Плевать. Надеюсь, твоя мама тоже проснулась и достает ремень.

Шейн смеется. Хлопнув меня по плечу, подмигивает.

— Последние несколько месяцев она принимает снотворное. Ложится спать в десять и не просыпается до утра. Я мог бы прямо сейчас устроить рок-концерт в гостиной, а мама была бы наверху и храпела, как убитая.

— Да пошел ты.

— Язва.