Любопытный пассаж в истории русской словесности

Отделавшись, таким образом, от читателей, мы чувствуем, что у нас на душе стало легче. Мы проникаемся великодушием и говорим (опять подражая г. Серно-Соловьевичу): несмотря на то, что мы вас совершенно разбили, читатели, – вы признаетесь правыми. Действительно, первоначально в статье г. Перозио мог быть тот смысл (и даже, по правде говоря, не мог не быть), – что устное объяснение назначается для удобнейшего раскрытия положения дел Общества пароходства и торговли. Но видите ли, в чем дело, аркадские наши читатели. Нужны были посредники для состязания: г. Смирнов пригласил В. А. Жемчужникова, Н. А. Серно-Соловьевича и В, И. Шульца; г. Перозио пригласил – В. А. Полетику{3}, Г. З. Зубинского и П. В. Соловцова. Президентом заседания, или суперарбитром, как сказано в программе, приглашен быть Е. И. Ламанский. При самом объявлении о выборе посредников г. Смирнов, неизвестно по каким причинам, перенес спор в сферу более возвышенную и более достойную ученых и литературных деятелей, принявших участие в деле. Г-н Смирнов объявил, что, собственно, спорить не о чем, предмет бесспорный, но что он желает сделать г. Перозио публичный экзамен в первых четырех правилах арифметики. Для этого он обещал вооружиться: отчетом общества, статьею г. Новосельского и «Арифметикой» Меморского[1]{4}. Отчет и статья, очевидно, нужны были затем, чтобы было – откуда брать задачи для г. Перозио; «Арифметика» же Меморского… для того, вероятно, чтобы г. Смирнову справляться в ней, если что позабудет… Иначе ее незачем было бы и брать: ведь ученикам на экзамене не позволяется в книжку заглядывать… Впрочем, это мы мимоходом только заметили; г. Смирнов объявил себя экзаменатором, – так, разумеется, ему и книги в руки… Но главное для нас – следующие соображения, которые сейчас же и докажут ошибку читателей, предполагающих, что в Пассаже 13 декабря собирались толковать о деле.

Всякий согласится, что учебник Меморского имеет весьма слабое отношение к деятельности Общества русского пароходства и торговли. Что он за документ? Какие в нем данные о делах Общества? Ясно, что уже в самом «Ответе на вызов» г. Смирнова указывается другая цель состязания, не материальная, не меркантильная, а высшая, ученая. Вопрос перенесен в сферу первых четырех правил арифметики; что же касается до дела, то о нем и говорить не стоит, по мнению г. Смирнова. Он находит странным, что г. Перозио хочет еще каких-то устных рассуждений, и приглашает всех желающих быть свидетелями публичного экзамена г. Перозио, но никак не рассуждений о делах.

Могут сказать, что ведь вольно же было г. Смирнову понять дело таким образом. Могут заметить, что такой оборот дела даже не делает особенной чести г. Смирнову, потому что доказывает его несостоятельность в вопросе о деле, которое взялся он разбирать. Если бы он знал дело, скажут наивные читатели, – то должен был бы ухватиться за случай разъяснить его. В вызове г. Перозио была, конечно, фраза и о том, что он будет доказывать свои прежние положения; но весь смысл вызова говорил в пользу прений о положении дел Общества. И ежели г. Смирнов весь этот смысл оставил в стороне, а придрался лишь к одной фразе в вызове г. Перозио, то он доказал этим, что не пошел далее «Арифметики» Мсморского. Но в таком случае ему вовсе не следовало браться за указание неверностей в статьях г. Перозио, или взяться, но тут же и объявить, что самого дела он, г. Смирнов, не понимает и не может сказать, прав ли г. Перозио в сущности, а только хлопочет о восстановлении попранных прав арифметики в качестве школьного учителя. Тогда г. Перозио, конечно, не стал бы и вызывать его на спор, потому что смешно же прибегать к гласному судопроизводству и решать по большинству голосов, что, например, 35–5 = 30…

Все это, может быть, и правда. Но дело в том, что не один г. Смирнов, а и сам г. Перозио склонился потом на то, чтоб предметом прений сделать арифметику. Если бы он хотел действительно рассуждать о делах, то он, конечно, на приведенный выше ответ г. Смирнова должен был бы возразить так: «Я вам предлагаю объяснить и доказать публично мои показания, во избежание дальнейшей полемики; а вы в ответ на это бросаете мне в лицо пошлые и оскорбительные остроты – или умышленно, или по недостатку сообразительности не понимая, чего я хочу. Честь имею вам объявить, что экзаменоваться у вас из первой части арифметики я считаю совершенно ненужным, а приглашать на это публику – унизительным, не столько для меня, сколько для вас и для нее. Ответ ваш я принимаю за уклонение от серьезного, публичного рассуждения и вследствие того имею право взять назад свой вызов до тех пор, пока вы не выкажете большей вежливости и благоразумия. Что же касается до ваших оскорбительных фраз, относящихся лично ко мне, то о них мы с вами можем объясниться и без публики».