Любомир и Айи

– Даже и не подумаю, – презрительно скривила губки Изольда. – Самуила Аароновича книги не интересуют, это я точно знаю.

– Я выплачу тебе десять процентов комиссионных, – пообещал Артур, вздохнув. – Даже пятнадцать. С той суммы, которую мне заплатит Самуил Ааронович. Если ты его уговоришь. Как ты это умеешь.

– Женщины Самуила Аароновича тоже не интересуют, – усмехнулась Изольда. – Так что ничего не выйдет, дорогуша. Я бы и рада тебе помочь, мне деньги очень нужны, но…

Изольда развела руками, показывая, что в данном случае она бессильна. Самуил Ааронович явно был орешком ей не по зубам.

Артур понял, что ничего не добьется от нее. И, не прощаясь, он ушел. Закрывая дверь, он спиной чувствовал презрительную улыбку Изольды. Но это его уже не волновало. Он не собирался возвращаться в этот ломбард, где со смертью Игнатия Леопольдовича иссяк небольшой, но постоянный источник его доходов. Необходимо было искать новый. Но времени почти не было. Уже через три дня ему надо было выплачивать очередной взнос за машину. И почти сразу – за квартиру, купленную в ипотеку. Были еще два займа, которые он взял в одной микрофинансовой организации, потому что банки его уже отказывались кредитовать. И они беспокоили его гораздо больше. Банк в худшем случае мог отнять у него автомобиль и квартиру. В МФО речь шла уже о его здоровье и даже жизни. Там работали крутые ребята, не ведающие, что такое жалость, но хорошо знающие, что жизнь того, кто вовремя не отдал им долг, не стоит и ломаного гроша.

Впервые Артур пожалел о смерти деда. При жизни тот всегда помогал ему, когда приходило время платить проценты по кредитам. Ворчал, ругал, стыдил, но давал деньги. Артур знал, что он его любимый внук и пользовался этим. Крал у него книги, понимая, что даже если дед заметит пропажу, то все равно не обратится в полицию. Все это помогало ему держаться на плаву, вести более-менее роскошный образ жизни, пускать пыль в глаза окружающим. И вдруг все это в одночасье кончилось. А теперь еще и смерть Игнатия Леопольдовича… Это известие окончательно подкосило его.

Артур шел к своей машине и бормотал сквозь зубы:

– Нет в прошлое возврата, нет пути.

Нам, слезы пряча, на закат брести…

Это были строки из любимого стихотворения его деда. Почему-то они вдруг сейчас вспомнились ему. Раньше он смеялся над ними, когда слышал. Теперь ему стало невыносимо грустно. Артур всегда чувствовал, когда ему угрожала опасность. У него от природы была хорошо развита интуиция. Это не раз выручало его из беды. Но сейчас он был в растерянности, не зная, как выпутаться из финансовых проблем, всасывающих его, словно трясина. Книги из букинистического магазина деда, которые еще недавно казались ему надежным капиталом, вдруг потеряли в его глазах всякую ценность. Сейчас это был хлам, который нельзя было продать. Артур не знал никого, кто мог бы купить у него эти книги. Не знал он и их настоящей цены. Это был мир, в котором он ощущал себя беспомощным и жалким.

– Эх, дед, – горько вздохнул он. – Говорил же тебе, продай магазин! Теперь были бы деньги. Тебе там ничего не нужно, а мне как быть?

«Но ведь ты наследник».

Артур даже не задумался, чья это была мысль, вдруг прозвучавшая в его голове, то ли его собственная, то ли подсказанная кем-то. Быть может, кто-то другой предположил бы, что дед по-прежнему заботится о своем любимом внуке, наблюдая за ним с того света. Но Артур не стал об этом размышлять. Он не верил в существование духов и потусторонний мир. Он верил только в то, что мог увидеть или потрогать руками. Ему показалось, что он нашел выход, и отчаяние, только что владевшее им, уступило место надежде. Артур сразу повеселел.

– Нет, дед, шалишь! – произнес он вслух, садясь за руль своей роскошной новенькой «Ауди». – Не побреду я на закат со слезами на глазах. Я еще увижу небо в алмазах. Каждый не меньше тысячи карат. И пусть эта Изольда со своим Самуилом Аароновичем катятся ко всем чертям. Кому нужны потасканная шлюшка и старый педик? Только не мне. Я обойдусь и без них. А они еще приползут ко мне на коленях и будут лизать мои руки.

Он все еще чувствовал себя победителем и хозяином жизни, когда подъезжал к букинистическому магазину, весело насвистывая мотив песенки, начинавшейся словами «Меня палачом с голубыми глазами и жертвой моею себя – назвала…». Его собственные глаза были бурого болотного цвета, но он всегда представлял себя совсем иным, чем видел в зеркале. То же самое было и с жизнью, которою он жил.

– Приветствую! – небрежно бросил он, входя.

Анастасия сидела за столиком, сверяя списки книг. Ее лицо выражало недоумение.

– Здравствуйте, Артур, – сказала она. – Ничего не понимаю. Не могу найти самые ценные книги, указанные в реестре вашего покойного дедушки. На полках их нет, я три раза просматривала.