В один прекрасный майский день произошло нечто, что ошеломило Андрея и заставило его по-новому думать о жизни. Он случайно услышал чужой разговор.
Это было в четверг, когда у Померанцевых, как всегда, собралось много гостей. Пришел и он — тем более что его всегда ждали, как родного, и Дуся просила его не пренебрегать визитами.
Как обычно — много говорили об искусстве, обсуждали будущее России…
Андрей в этих диспутах участия не принимал — ему они были скучны. Единственный смысл он видел в Дусе.
Он зашел в пустой кабинет Кирилла Романовича, стал смотреть в окно, откуда была видна зацветающая сирень. Тяжелые гардины скрывали его. Вдруг он услышал чьи-то шаги и тотчас же хотел выйти из своего укрытия, но что-то остановило его.
— Евдокия Кирилловна чудесна, я бы жизнь отдал за такую красоту… — Андрей узнал голос драматурга-символиста.
— Хе-хе-с… никто и не спорит, — проскрипел в ответ Фифинский, критик. — Только она не про нашу честь. Она царица, ей царь надобен…
— Не понимаю, — пренебрежительно возразил драматург. — Да, кстати, а что за существо вечно преследует ее? Говорят, ее двоюродный брат? Этот мрачный студентишка…
— Нет, он вообще ей никто… Сирота, из милости взятый ее родителями. Она очень к нему привязана, вы, наверное, заметили. Вот за него-то она скорее и выйдет.
— Чушь, бред, ерундистика…
Андрей, затаив дыхание, словно окаменел. Он был бы и рад пошевелиться, да не мог. Его назвали существом, говорили о Дусе… Он в первый раз увидел себя со стороны — существо, которое преследует Дусю, жалкий студентишка…
— Вовсе не бред, — проскрипел Фифинский. — Наша Евдокия Кирилловна очень жалостлива — типично русская женщина, таких Достоевский еще описывал… Раз уж она решила осчастливить кого — так все, ее с пути не свернешь. В бедности будет влачить дни свои, в Сибирь, на каторгу, за мужем поедет…
— А вы говорите — царь надобен… Где же логика?
— В том-то и смысл, что логики никакой нет. Пропадет наша царица ни за что…
Они ушли, а Андрей так и остался стоять в своем укрытии, пригвожденный этими словами. Разумеется, молодой драматург, тайный кокаинист и экзальтированный поклонник Вечной весны, тот еще демагог и вряд ли достоин Дуси. Впрочем, как и старый желчный Фифинский… И ревновать к ним глупо, но в их словах была правда. Та правда, которую Андрей до сего дня не хотел замечать.