Люблю, убью, умру...

Нет, даже не так — он с возрастающим ужасом и восторгом открыл для себя, что полюбил Дусю Померанцеву, дочь своих покровителей. Полюбил навсегда, до смертных мук, до полного забвения всего…

День, когда он признался ей, тоже навсегда запомнился ему.

В конце июня на даче появился художник Кара-сев — довольно известный, модный, который очаровал всех дачных дам. Он, как и любой гений, вел себя несколько капризно, много говорил и страдал от отсутствия темы.

— Дайте мне тему! — вздыхал он. — Я же не могу вдохновиться на пустом месте, мне непременно нужна тема!

— Нарисуйте лес, — говорили ему. — Нарисуйте наш пруд.

— Это все избито, затасканно! — капризничал Карасев. — Эти леса и пруды всем приелись, на любой выставке девяносто процентов картин — леса и пруды. Причем живописные до тошноты!

В конце концов, местная публика придумала себе развлечение — найти для Карасева подходящую тему. Всякий, заметив нечто интересное, бежал к нему с радостной вестью. Карасев ломался, пускался в критику, но в результате, после тщательного отбора из предложенных сюжетов, у него появилось несколько набросков.

Старая тетка Померанцевых, которую вывозили в сад на кресле-каталке, мертвая белка на подоконнике, туманный вечер на площадке для крокета — вот несколько сюжетов, на которых остановил свое внимание Карасев. Но все равно что-то продолжало мучить его.

— Нарисуйте Дусю, — предложила тогда Мария Ивановна.

— Дусю? — пожал плечами художник. — Милое дитя, но почему именно ее…

И общество, которое собралось на веранде вокруг капризного гения, принялось придирчиво смотреть на Дусю, которая в это время бегала вокруг большой клумбы и ловила бабочек руками, совершенно не замечая того, что оказалась в центре внимания.

— А что? — сказал после некоторого раздумья Карасев. — Вы правы, Мария Ивановна, Дуся вполне дотягивает до темы. В ней есть что-то такое…

— Инфернальное, — неожиданно подсказал басом молодой кадет из соседей, до сих пор молчавший. Он ужасно хотел, чтобы все считали его взрослым и умным.

— Почему же инфернальное? — возмутился Карасев. — Наоборот, я вижу в Евдокии Кирилловне нечто совершенно противоположное…

Карасев заставил Дусю позировать ему каждое утро, ближе к полудню. Она распускала и расчесывала свои длинные волосы и в легком белом платье усаживалась посреди цветущего луга.