Люблю, целую, жму лапу!

– А то. Звонит она мне такая и щебечет, мол, что давно не виделись, что я, наверное, уже выросла и похорошела. Представляешь? Надо думать, что выросла – мне четвёртый десяток уж пошёл. А про «похорошела» я даже комментировать не буду. Надо полагать, что раньше я была страшненькая-престрашненькая. Так вот. А ещё она интересовалась моей личной жизнью и намекала, та-дам-м-м, что ты тоже одинок, и что мы так давно дружим, что стали почти родными, и не хочу ли я породниться ещё и с ней. Я, Юрик, чуть со страху не поседела. Это что за наезды? На всякий случай предупреждаю – я не хочу за тебя замуж, это для меня в моральном плане будет натуральный инцест!

– Успокойся, – захихикал Тарасов. – Просто она сегодня встретила в моей квартире медсестру…

– Вау! Такую с голыми сиськами и в белом фартучке? Как в классических немецких фильмах? А ты фантазёр, Тарасов, как я погляжу!

– Тань, не смешно. В фартучке – горничная. Тьху на тебя! Это медсестра, которая ставит капельницы Сваху. Просто медсестра, без всяких там подтекстов. Она сегодня у меня ночевала…

Разумеется, Ханина тут же цинично заржала:

– Ты ходок, Тарасов! Но медсестра – это хороший выбор. Приглядись. И вспомни, что старость не за горами. Будет кому ставить тебе клизмы, мерить давление и делать уколы в дряблый старческий зад!

– Я сейчас обижусь и повешу трубку, – пригрозил Рюрик. – Ты просто её не видела. Но! У меня суперновость. Я считаю, что она идеально подходит одному из тех, кого присылал ко мне твой Горский. Это просто умопомрачительное совпадение.

– А Свах как отреагировал?

– Никак. Он сейчас не может реагировать, – погрустнел Тарасов. – Как считаешь, дать ей телефон Владика? Или Владику дать её телефон?

– Даже не вздумай. У меня другой план. Ты наберёшь группу, а потом мы проведём вечер, где они смогут познакомиться все скопом. Я с психологом консультировалась. Это не должны быть свидания-случки. Только непринуждённый общий сэйшн, во время которого они должны либо почувствовать влечение к кому-то, либо разойтись. Никакого внешнего воздействия и вмешательства.

– Татьяна, ты меня пугаешь, – Тарасов беспомощно воздел глаза к потолку. – Какой ещё вечер? Меня Света Церлина сожрёт. Она требует контакты Горского и не хочет ждать.

– Почти сорок лет ждала и ещё месяц подождёт, – отчеканила Ханина. – А будет бузить, вообще без мужа останется. Так и передай ей. А маме скажи, чтобы она меня больше так не пугала. Я ж её знаю. Если ей вдруг втемяшится в голову, что мы пара, жизни не будет. И однажды мы проснёмся в одной постели с общей фатой на башке.

– Ужас, – согласился Рюрик. – Я попробую на неё повлиять.

– Давай, влияй, – хмыкнула подруга. – А я пока буду базу собирать. Чтобы народ к тебе сразу как к участковому терапевту за анализами – гуськом шёл.

И она повесила трубку. А Тарасов неожиданно вспомнил, что забыл рассказать про надпись на двери. Сейчас, когда на улице светило солнце, а вокруг лениво трепыхались сотрудники отдела, это событие перестало казаться страшным.

В конце концов, что от него хотят? Никакой конкретики. Он бы и вернул требуемое, но что именно вернуть, никто не уточнял. Может быть, и в самом деле оставить послание на дверях? Ведь другого способа связи нет. С другой стороны, это дикость – расписывать собственные двери. Перед соседями неудобно. Дилемма, однако.

Свах медленно, но верно поправлялся, перейдя с капельниц на таблетки. Даша приходить перестала, чему Валентина Петровна страшно обрадовалась.

– Вот и правильно, не пара она тебе, – оживилась мама, когда Рюрик ей об этом сообщил. Спорить с родительницей было бесполезно. Если она считала, что был роман, то так тому и быть.

Едва собачонок пришёл в себя окончательно, он тут же занялся мебелью. Татьяна оказалась в очередной раз права. Помимо паласа в очереди на помойку стояли теперь и диван с креслами.

– Ты мне очень дорого обходишься, – напомнил Сваху Тарасов. – Я не могу делать ремонт, нам это сейчас не по средствам.

Щенок радостно тявкнул в ответ на эту реплику и с воодушевлением продолжил терзать диванную подушку. Подушку было не жалко, а вот всё остальное – жалко, и очень даже. Но надо было дождаться, пока пёс поумнеет, и тогда уже заняться сменой обстановки.

Татьяна настойчиво теребила с собеседованиями, поэтому каждый день после работы Тарасов ехал в фитнес-бар. Группа набиралась постепенно – ни шатко ни валко. Рюрик, не торопясь и не форсируя события, старался разговорить и оценить каждого. С кем-то ясность наступала буквально в первые же пять минут, а кто-то так и оставался шкатулкой с секретом.

Татьяна настаивала, чтобы на первую общую встречу были приглашены только те, кто явно друг другу подходит. Остальные должны были оставаться в картотеке до лучших времён. Тарасов опасался, что начнёт путаться и забывать, если их будет слишком много. Но пока он помнил всех.