Свет жёлтый головокруженья
Подзапотевшего окна.
И, колотящим в тело сердцем,
Движенья голых зрелых баб.
О, чудо женское – раздеться!
Я детства собственного раб.
Бармицва
Ребята закричали: «Ты еврей!»
И кругом встали.
И с каждым вроде я дружил,
Но вместе, в стае,
В них нутряное прорвалось,
Как будто ждали.
«Еврей! Еврей!» – со всех сторон
Неслось, как пенье,
А я от злости весь дрожал
И нетерпенья.
Сыч выступил вперёд –
Большой, красивый,
На голову повыше всех,
Счастливый, сильный.
Он вышел в круг,
Как если б он
Плясать решился.
Его любили все вокруг,
А он гордился.
Как я рванул к нему…
Как будто вдруг
Родного увидал после разлуки,
Как будто бы к спасенью побежал,
Как крылья, широко раскинув руки.
Ударов я не чувствовал тогда,
И злость моя была любви полнее.
И плакал Сыч, размазывая кровь,
И предок мой признал во мне еврея.
Снег шёл сквозь вечер
Снег шёл сквозь вечер,
Фонари лучами трогали ресницы.
Снежинок медленные птицы
Летели таять на губах.
Пальто раскрытого распах,
Как крыльев взмах –
Был жизни всей не меньше.
И тела собственного жар
Блестел в глазах идущих женщин.
Уже гостями наполнялась твоя прихожая.
Телесный люстры свет
Повсюду зажигал веселье.
Блестели радостно с мороза
Глаза входящих.
Снег с пальто летел,
Свои сапожки девочки снимали,
И ножки на приступок выставляли,
И нежные коленки обнажали,
Чтоб туфельки надеть.
А я ещё шагал к подъезду,
Стучало сердце в снежном скрипе,
Шёл взгляд с порога своровать…
Снежинки тают на губах,
От счастья хочется кричать.
Бог дал оставить мне тебя,
Как дал проснуться от огня,
Когда горела вся стена,
Живым остаться.
Я уходил, а ты одна
Вставала голой у окна
Со мной прощаться.
А я уже пронзал подъезд,
О, лифта медленного съезд
Сквозь сон и сердце!
Прошло почти семнадцать лет:
Лифт всё идёт,
Конца всё нет,
Куда мне деться?
Налюбились, наплакались мы и напелись
В этой горькой, продрогшей, палящей стране.
Настоялись в подъездах,
На свет фонарей нагляделись
И с сараев напрыгались в снег.
Надышались весной:
Той прозрачной, пронзительной, птичьей,
Что врывается в дом
Первым мамой открытым окном.
Находились по городу
В тощем величье
Молодыми пророками
В зачарованном царстве своём.
Надружились, напились до пьяных признаний,
Судьбы мира решали на кухнях друзей.
Никуда мы не делись,
Ничто уже ближе не станет,
Ничего для нас нету вкусней.
Как стало тяжело себя собрать,
Разрозненных случайных впечатлений
Сплести животрепещущую нить.
Какие-то мельканья и обрывы
На ленте,
Да и ритм замедлен…
А я ещё отлично детство помню,
Где плотность дня меня не покидала,
Где я стоял на солнце у киоска
С мороженым в руке.
Где всё вокруг сейчас
Так было важным,
Что каждое движение души
Весь мир ловил
Своим дыханьем влажным.
Горький. Семидесятые
Ночь
Серую тяжесть отбрасывая
Наплывами синей волны,
Расцветаю сиреневой радостью,
Обретая себя из тьмы.
Снежинка
Снежинка невинна,
Но глаз донжуанист.
Её на ресницу
Блудливо насадит,
Прищурится полуулыбкой-вопросом:
А так ли всё чисто?
А так ли всё просто?
Оставьте
Оставьте прерии героям
И Робинзонам острова,
Оставьте женщин донжуанам,
Науку – тем, кто «голова».
Оставьте силу тем, кто в силе,
А цену – с теми, кто в цене.
Зажмите рот, согните спину,
Оставьте истину в вине…
И.А. и Алым Парусам
Весело манят спокойные,
Зло угрожают усталые,
Сводят с ума неприступные,
Спать не дают только алые.
Имя
Сильнее всякого наркотика,
Живой насмешкой
Над живыми
Моя фамилия
И имя:
Михаил Герштейн!
Помню вопрос…
Помню вопрос
И улыбку несмелую:
– Ты меня любишь?
– А что же я делаю?
Счастье земное
Я в жизни изведал.
Я же любил…
Или что же я делал?
Обязательно…
Обязательно должен быть дым,
Её глаза расплываются в нём,
И музыка шепчет что-то западное.
А можно и без дыма,
Даже лучше.
Глаза светятся в темноте, как у кошки,
Разъезжаются и подлетают к потолку.
Обязательно должен быть потолок.
А можно и без потолка,
Даже лучше…
Стих
Стих стих.
Париж
Париж.
Окна светятся в темноте,
Как квадратные апельсины.
Я раздеваю её,
Оказывается, это старуха,
Но так даже лучше.
С Новым годом!
Поле роз
Голый,
Лысый,
Быстро бегущий среди роз.
Ноги в крови от шипов,
И яркое солнце из синевы.
Давай, лысый, жми!
Кровь в снегу,
С разворота удар.
И какая-то женщина в голос кричала.
И случайность конца
Как случайность начала.
Говорят:
Хватит!
Говорят:
Знай меру!
А я её
Знаю.
Она мне
Надоела.
Вижу в сложностях обман…
Вижу в сложностях обман,
В словесах научных – глупость,
Жопу жопой назову,
Трусость называю трусость.
Красивее не буду,
И умнее не буду,
И сильнее не буду:
Хватит!
Молчи, когда меня читаешь,
Мне не нужны твои оценки.
Ты сам ещё не представляешь,
Какой я цепкий.
Закон ночи
Есть закон дня,
А есть закон ночи.
Прост закон ночи:
Хочется очень!
Вечерняя Свердловка
Вечерняя Свердловка –
Мой маленький Париж,
Мон шер ами,
Шерше ля фам,
И в результате –
Шиш.
Выхожу
Выхожу.
Рифмы, ритма и лада