Люблю и ненавижу

В то время, когда на родине Толстого и Достоевского главные телеканалы встают на четвереньки перед придурками и ласково мычат, пытаясь увеличить надои рейтинга, когда идёт тотальная дебилизация основных средств массовой информации, когда предел умственных усилий жителей Санкт– Петербурга заключён в чтении журнала «Панорама ТВ», а на местном вещании истребляют любые признаки интеллекта с криком: «Вон „духовку“! Мы перекормили народ культурой!» – Америка готова трепетать перед всем, что новая поганая метла пытается вымести на свалку истории. Перед нравственной высотой и воспитательной строгостью нашей литературы, перед обязательным обучением, перед русским поклонением Слову, перед количеством и качеством наших театров и библиотек. Понять, что на свете возможна страна, готовая по доброй воле из научно-культурного колосса превратиться в колонию нефтяных паразитов, им не дано. Они думают, мы так шутим.

Приезжает к нам бузотёр-режиссёр Квентин Тарантино, на которого молится продвинутая молодёжь во главе с модными кинематографистами, и вместо того, чтобы отправиться в казино или потребовать срочно показать ему новую картину Павла Чухрая, выражает твёрдое намерение посетить могилу Бориса Пастернака. Каковое намерение неуклонно осуществляет, вдобавок восхитившись тем, что у нас, у русских, столько памятников поэтам. То, что под каждым памятником сидит Вася и думает, как бы стащить его в скупку металлолома, а не выйдет – так хоть отколупнуть чего, а над памятниками возвышается начальство, которое отродясь не понимало, за каким чёртом развелось столько культуры, Тарантино разглядеть не успел.

Заезжает в Питер актриса Мерил Стрип, и, вместо того, чтобы восхититься тем, что таким большим городом управляет такая причёсанная женщина, просит о встрече с А. Н. Сокуровым, ведь его фильм «Русский ковчег» покорил Америку. А также пешком направляется в музей Ф. М. Достоевского. Госпожа Стрип и вообще бы до Петербурга не добралась – но это же известный ей с юности тот самый Петербург, город любимого писателя. Тарантино и Стрип – знаменитые, состоятельные, свободные люди, и вот, значит, что их заинтересовало в России.

То, чем похваляются начальники, чем гордятся нувориши и коммерсанты от искусства– решительно никому не нужно в мире и не интересно. Всё подражательное, заёмное, скопированное в чудовищных формах и размерах, вызывает там скуку. Казино, бордели, небоскрёбы, бизнес-центры, дешёвые шлюхи, пиво, мюзиклы, кинобоевики – Господи, кому это нужно в русском варианте? Посещающие Россию иноземные театралы любопытствуют исключительно насчёт русского психологического театра. Как же, – говорят, – у вас такая чудесная есть «система Станиславского», мы читали, внедрили даже кое-что в Голливуде, и знаете – работает». «А, – отвечают им, – да, писал что-то один старичок, так это всё отстой, а вот у нас в „Современнике «поставили „Грозу“ нашего классика Островского, так представляете – от автора ничего не осталось! А вы говорите – психология! Интересуетесь взглянуть?» «Нет», – отвечает перепуганный иноземец, удивляясь людям, которые даром отдают всему миру передовые интеллектуальные технологии, считая их за ненужный хлам.

Недавно в Америке издали «Анну Каренину»– тиражом 600 000 тысяч экземпляров. Я боюсь этих людей. Они изучат и переймут у России всё, от чего Россия норовит отказаться – глубинные прозрения Достоевского, воспитательную мощь нравственного воздействия Чехова, лучезарное тело русской поэзии, и все наши педагогические открытия, и все достижения авторского кино…Они, конечно, всё это маленечко упростят и разберут на части – но потом внедрят. Со всей своей протестантской маниакальностью. Последовательно и тщательно. И тогда выяснится, что пресловутая «русская духовность» была не ругательством, а огромным креативным запасом генеральных стратегических идей, рассчитанных на будущее. Только сами русские от этого запаса отказались по глупости. У них заведовать информацией и коммуникацией назначили людей, орущих «Долой „духовку“»!

Куда же «духовке» деваться, коли нет ей житья на Родине? Известно куда – за океан, в Америку. Там, кажется, интересный процесс намечается – по более массовому, чем было раньше, превращению обезьяны в человека.

А у нас, видно, наоборот.

2004 г.

Что делать

Что делать россиянам в новой политической реальности? Перво-наперво, хотелось бы понять, чем политическая реальность отличается от собственно реальности. Ибо отличается. Скажем, в реальности дворники не появились – ни 6-го октября, после выборов губернатора Петербурга, ни 8-го декабря, после выборов четвертой Государственной думы. Но в политической реальности порядок уже наведен, и, так сказать, политические дворники отправились с политическими метлами и ломиками на политические улицы.