Читаем Люблю и ненавижу полностью

Люблю и ненавижу

— Ну, это уже другой вопрос. Главное решить: нужна тебе новая шуба или нет?

— А ты будто сам не знаешь?

— Да ведь у тебя есть шуба. Неплохая, кстати.

— Ну да, неплохая! Тянет в плечах и в бедрах по швам трещит. Мала давно, а ты все делаешь вид, что нормальная. Другой давно бы купил жене новую…

— Вот я Юрику и ответил: нужна.

— А деньги?

— А что деньги? — пожал плечами Петров и, кстати, пользуясь моментом, спросил: — У тебя к чаю ничего не найдется? Торта там или кекса?

— Ты приносил домой торт? Вспомни, когда это было в последний раз?

— Ну, нет, — значит, нет. Ладно. Обойдемся. — Он продолжал с удовольствием делать глоток за глотком, обжигаясь, но и не думая взять блюдце.

— Ну, а деньги? — Люсьен теперь нельзя было сбить с толку. Она хорошо помнила, о чем идет речь. О шубе.

— Деньги?

— Да, деньги?!

— Можно, например, старую шубу продать.

— Кому она нужна?

— Да она же совсем новая.

— Ну и что — новая? Покупали ее вон за сколько, а теперь сколько дадут?

— Нормально дадут. Я с Юриком говорил.

— А он что, специалист по шубам? Что-то я не слышала раньше.

— Специалист не специалист, а ищет для своей сестры как раз такую шубу, как у тебя.

— Уж прям именно такую? — усмехнулась недоверчиво Люсьен.

— Сестра написала: только американскую. Как у тебя. И размер подходит. Дело теперь в цене.

— Он что, у нас хочет купить? — недоверчиво продолжала жена.

— Если ты, конечно, не против.

— А я потом без шубы останусь?

— Почему? Поставишь Юрику условие: эту продаю, но чтобы к зиме достал мне другую — новую!

— Гм… И за сколько он хочет купить?

— За четыреста.

— Ой, много!

— А чего много? Да я бы с такого крохобора, как Юрик Устьянцев, все пять сотен содрал. Уж во всяком случае — четыре с половиной точно. Знаешь, как он к одной невесте в гости ходил?

— Как? — искренне заинтересовалась Люсьен.

— Можно, спрашивает, к вам в гости прийти? Можно, конечно. И вот приходит наш жених: вместо цветов четвертинку водки принес и сто граммов колбасы. Аккуратно так завернутую в бумагу.

— Ой!.. — рассмеялась громко Люсьен, всплеснув руками. — Да что это он? Ну, нет денег, уж лучше бы правда цветы купил, чем… Ой, не могу! Уморил! — смеялась Люсьен.

Ох, забылась уж она, отошла; простила мужу поздний приход.

— Так что четыре сотни с него — это еще по-божески. На твоем месте я бы с него четыреста пятьдесят запросил.

— Нет, нехорошо, — Люсьен, кажется, даже руками замахала. Она новая пятьсот стоила. А сейчас… Четыреста и то много.

— За меньшее я не отдам, — набычился Петров.

— Ну ладно, ладно, — поспешила с согласием жена. — Только не передумает ли Юрик?

— Я ему передумаю! — Петров вытянул над столом кулак и с силой сжал его. — Видела? Вот так! Коли не хочешь, незачем людям голову морочить.

— Это конечно… Ой, скорей бы! Он когда позвонит? Прямо загорелось что-то внутри. Терпения не хватает.

— Завтра позвонит. Только ты смотри — держись с ним строго. Если не пообещает новую шубу — все, мол, разговор окончен. И чтоб четыреста рублей не меньше. Поняла?

— Ой, ну конечно, за кого ты меня принимаешь?

…Это была одна из самых мирных и счастливых ночей супругов Петровых. Опали крепко, сладко, обнявшись даже во сне.

На другой день позвонил Юрик Устьянцев.

— Иди, тебя, — позвал Петров жену. Юрику он буркнул в трубку: «Старик, все в порядке. Действуй…»

— Здравствуй, Юра! — Голос у Люсьен немного поигрывал, чувствовалась в нем свежесть и доброта. Доброта и полнота жизненных ощущений!

— Здравствуй, Люсьен! Давненько не виделись. Как Виталька?

— Представляешь, вчера вернулся из школы: «Мама, мне кол поставили!» Я руками всплеснула: «Кол? За что?!» А чего, говорит, такого, Кольке Петуху, это Петухову, на уроке пулькой в глаз закатал… Я так и ахнула!

— В отца, в отца разбойник растет…

— Ой, не говори. Юра. Если дальше так будет, не знаю, что и делать.

— Ты парня против натуры не ломай. Вон и своего даже бил иногда, а что толку? Гены у него в мать, гены не исправишь.

— Но не смотреть же сквозь пальцы? Ты что, Юра?

— А ты Петухова знаешь этого? Может, он заслужил, чтоб ему оба глаза выбили.

— Петухов то? Ой, Юра, не говори! — рассмеялась Люсьен. — Это такой разбойник… Честное слово первый класс, а уж видно — разбойник! Держит весь класс в страхе.

— Во, видишь! — воодушевился Юрик. — Виталька знал, в кого метил. Да я бы этому Петухову… ух он у меня! Пожми ему руку!

— Кому?

— Витальке, конечно.

— А вот приезжай в гости сам пожмешь.

— Ловлю на слове. Вот хоть сегодня — возьму и приеду. Давно собирался.

— Приезжай, Юра!

— Кстати, Люсьен, говорят, ты шубу продаешь? Выручай. Если не ты, быть мне заживо зарезанным…

— Ой ли?!

— Честное слово. Сестра написала: Юра, что хочешь, вынь и положь мне шубу. Американскую. Вот как у тебя.

— Да что это все за ней носятся? Она уж из моды выходит…

— Это в Москве. В Москве — да, выходит. А где-нибудь в Ярославле или в Тюмени — там самый шик.

— Ой, Юра, даже не знаю. Она ведь не новая…