— Что Андрюшка? — И сразу сжалось у Татьяны все внутри, напряглось. Заныла душа: вот этого-то она и боялась в разговоре больше всего.
— А Андрюшку куда денешь?
— Андрюшка, естественно, останется со мной, — как можно спокойней ответила Татьяна.
— Гм, естественно… — усмехнулся Анатолий. Поднялся, окатил заварной чайник кипятком, насыпал чаю, залил горячей водой, накрыл чайник полотенцем. — Естественно, да не совсем естественно. Андрюха, он чей сын — твой или мой?
— Он мой.
— Нет, милая, он мой сын. Или ты забыла? Или тебе напомнить?
— Хочешь лишний раз напомнить, что ты подлец? Так я это и без тебя знаю.
— Подлец я или не подлец — это сейчас роли не играет. Вдруг Андрюха возьмет да узнает, что и не мать ты ему вовсе, а?..
— Откуда он узнает?
— Ну, мало ли… вдруг кто-нибудь да скажет ему…
— Кто, например?
— Уж и некому сказать?
— Из хороших людей некому.
— Ладно, повернем вопрос другой стороной. Ты говоришь, что я подлец, а от меня хочешь, чтобы я поступал по-благородному?
— Да.
— Но как подлец может быть благородным? Этот софизм не приходил тебе в голову?
— Ты же не весь подлец. Есть в тебе и человеческое, наверное.
— А в тебе — подлое. Так?
— Не знаю. Может быть. Но я никому не делала зла, никого не обманывала, не изменяла, не выкручивалась.
— Хорошо, я изменял. И изменяю. А почему? Ты спросила себя хоть раз?
— Спроси лучше сам себя. Я в таких делах не разбираюсь.
— Я муж, да. Я отец, да. Но я еще и мужчина. Мужчина! И если жена годами не подпускает меня к себе, я что, должен на стены лезть?
— А почему она тебя не подпускает?! Потому что я не хочу, чтобы я была одной из многих. Или я — или все. Ты выбрал второе, ты всю жизнь лгал, спал со всеми, кто только подвернется, пропадал ночами, а я, как дура, мучилась, ждала тебя, переживала, ты надорвал мне душу, я верила во все святое и чистое, а ты…
— Да пойми ты, я самец, самец! Я…
В этот момент, когда Анатолий повторял: «Я самец, самец!..» — в коридоре показалась Надежда; она все, конечно, слышала, но сделала вид, что слова пролетели мимо ее ушей; зашла на кухню, вялая, сонная, поздоровалась. Даже не удивилась, казалось, нисколько, что вот сидит здесь Анатолий, а давненько уж его не было, давненько…
— Привет, Надежда! Ну, как жизнь молодая? Бурлит и клокочет? — В ответ Надежда взглянула на Анатолия странным каким-то, подозрительным взглядом. А Анатолий продолжал: — Чай будешь? Только что заварил…
— Спасибо. Мы будем у себя. Попозже.
Тут в коридор вышел Феликс, чего уж совсем не ожидал Анатолий.
— О, Феликс! Привет, старина! Сколько лет, сколько зим!
— Здравствуй, Анатолий, — кивнул Феликс и нырнул в ванную. Надежда, взяв кое-что из холодильника, вышла из кухни.
— Феликс-то что, вернулся? — наклонившись через стол, шепотом спросил Анатолий.
— Да, — кивнула Татьяна.
— И шантрапа сразу разбежалась? Ну, киношники там, операторы…
— Да, — кивнула Татьяна. — Теперь они одни.
— Молоток Феликс! Тут такая баба пропадает, а он там киснет.
— Анатолий…
— Что?
— Нет, ладно, ничего. Потом. Пойдем в комнату. Мне кажется, Андрюшка проснулся…
— Да нет, тихо вроде.
— Пойдем, — настойчиво проговорила Татьяна.
А в комнате Андрюшка и в самом деле не спал. Лежал с открытыми глазами и прислушивался к голосам: кто там разговаривает, не отец ли? И когда они вошли, он вылетел из постели как пуля и бросился на шею к Анатолию. Тот подхватил его на руки, поцеловал; подбросил вверх — раз, другой, третий, прижал к шершавой щеке, спросил:
— Ну, вырос тут без меня?
— Вырос! Во какой стал! — Андрюшка поднял над собой руку.
— Да, вымахал… выше папки! А под подушку заглядывал?
— Нет, — помотал головой Андрюшка.
— Эх ты! — Анатолий поставил сына на пол. — Ну-ка скорей смотри! А то вдруг Кашей Бессмертный утащит…
Андрюшка одним рывком откинул подушку и увидел пистолет; глаза у него разгорелись, как у котенка в темноте, зеленым пламенем. Схватил пистолет и сразу: тра-та-та, тра-та-та — очередями. Пистоны щелкали резко, громко — ох и радости было для мальчишки.
— Мам, видала? Пистолет! Настоящий!
— Да, Андрюша. Давай собирайся. В сад опаздываем.
— Да ладно, сегодня можно и опоздать… Ради праздничка! — махнул рукой Анатолий, счастливый, что Андрюхе так понравилась игрушка.
— Андрей, я кому сказала? Живо собирайся! Опаздываем.
— О господи! — вздохнул Анатолий. — Какие педагогические строгости… Ладно, Андрюха, собирайся потихоньку. Нашу маму все равно не переспорить.
Андрей пострелял еще немного, положил пистолет рядом с собой, начал натягивать колготки, поминутно бросая взгляд на подарок: вдруг исчезнет еще куда? Анатолий улыбнулся:
— Не бойся. Не пропадет.
— Я его никому не отдам!
— Ты что, жадный, что ли? — сказала Татьяна. — Смотри, в сад придешь — мальчикам тоже дай пострелять.
Андрей посмотрел на отца жалобными, молящими о защите глазами.
— Вообще-то, Андрюха, мама права. Для пацанов ничего не жалей. Для друзей жалеть — это последнее дело, Андрюха.
— Для друзей, конечно, никогда ничего не жалко, — сказала Татьяна насмешливо.
— Точно, мать.