Наша популярность росла, как тесто на дрожжах. Меня постоянно останавливали на улице и просили автограф. Наши песни рвали чарты. Наши альбомы взлетали наверх в топах. Мы писали, творили, создавали новые вещи…
Но все было не так гладко, как казалось со стороны.
Да, на небе сияла радуга, но шел ливень. Бушевали грозы, и то и дело вокруг нас сверкали молнии.
Из-за всей этой постоянной нашей занятости и загруженности семья моя какое-то время не получала моей женской энергии, моей материнской подпитки. Ведь успех – это красивая картинка, яркий фасад, за которым может быть и то, что не видимо за ярким фасадом… «Обратная сторона луны».
Наш сын переживал период взросления, и нам невероятно повезло, что он не попал в дурные компании, которые, как липкая ядовитая паутина, только и ждут наивных, запутавшихся, считающих себя заброшенными подростков.
Антошке в те годы было всего одиннадцать лет – самый переломный момент, когда мальчик становится мужчиной. А он из-за нашего рабочего графика, из-за того, что мы тогда сами едва вставали плотно на ноги и постоянно все это время были то на гастролях, то сутками в студиях, то на съемках, в это очень важное для нас и для него время взросления и созревания жил в провинции у моих родителей. Но даже самая хорошая бабушка все равно не может заменить маму, а дедушка – отца.
Слава в то время сталкивался с такими же сложностями. Он тоже скучал по своей девочке Алине. По своей дочери. Мне было приятно наблюдать, как, несмотря на большое расстояние от дочери, общение Славы и Алины было постоянным и наполненным взаимной любовью и нежностью.
Да, конечно, она росла с мамой, и именно мама вырастила её прекрасной, умной и талантливой девочкой, соединившей в себе все лучшие качества и от матери, и от отца. И сейчас в Алине очень органично сочетаются и трезвая оценка всей той жизненной ситуации, и её способность оставаться искренней в своих проявлениях любви и уважении ко мне и папе.
У Алины с Антоном прекрасные и теплые отношения, как у родных брата и сестры, и я всегда радуюсь нашим встречам с ними и что мы очень дружны и искренне любим друг друга.
Антошка повзрослел быстро. А в детстве он порой напоминал мне не ребеночка, а мудрого старичка. У него не было никаких нюнь и сюси-пусь. Никаких «мама хочууу» и прочих детскостей. Любимой его игрушкой была огромная географическая карта, по которой он мог лазать часами, разложив её по полу в квартире. А особой его любовью, конечно, с рождения была музыка. Я помню, как четырехлетним, слушая на пластинке какую-то симфонию, он вдруг неожиданно произнес: «Мам! Послушай, какая красивая партия контрабаса в этой симфонии Брукнера…»
Не ожидала. А потом ничего. Привыкла к его взрослости. Вообще удивлять он меня не переставал и не перестает в ходе всей нашей жизни. Еще будучи школьником, подбрасывал нам сильные не по годам идеи, прямо взрослые. Или мог неожиданно подойти ко мне и сказать: «Мама! Мне не нравится этот человек!» И всегда оказывался прав. Но мы его частенько не слушали. Мы же взрослые. Мы самые умные.
Любимой книгой Антона в возрасте 9 лет был сложнейший учебник гармонии, который я с огромным трудом грызла во время учебы в музыкальном училище. Он, перечитав его взахлеб несколько раз, помнил фактически наизусть и, с легкостью разбираясь в тонкостях гармонии, изобрел свою науку, назвав её «математическая гармония». В то время он тайком от меня копил деньги для того, чтобы купить себе партитуры первого фортепианного концерта Рахманинова. А не дождавшись момента накопления, он просто подобрал его на слух. Я не понимаю, как это вообще было возможно. Ведь занимался он музыкой сам. Я ему почти не помогала в этом. Он все любил делать именно сам. Его взаимоотношения с любыми музыкальными инструментами вообще для меня за гранью понимания. Что бы это ни было: флейта, гитара или ударные, да что угодно – он возьмет в руки, покрутит несколько минут, а через час на этом уже играет! Я до сих пор не понимаю, как он это делает. Сейчас он уже взрослый продюсер и композитор. Мне очень нравится то, что он делает. Это не похоже ни на что. Это пронзительно искренне и невероятно музыкально.
Много лет спустя он со свойственным ему чувством юмора, как, кстати, и у Славы, который без смеха вообще, наверное, не живет, рассказывал нам разные яркие эпизоды своей барабинской саги. Но один из них, наиболее забавный, оставил в нем почему-то глубокий след.
Бывало, что, выходя утром погулять на улицу, частенько он встречал уже с утра соседку тетю Аню, которая с деревенской непосредственностью подходила вплотную к мальчишке и, глядя на него в упор, вопрошала:
– Антошенька! А ты был на ВДНХ-х-ха-а? – выдыхала она на мальчишку.
– Да.
– Хм-м-м… Ну и как оно там?