Люблинский штукарь

Прежде чем уйти, Яша взял наугад книгу с полки, открыл где открылось и глянул на страницу, как это делал его отец, когда не знал, как поступить. Это были «Пути мира» раввина Ливы из Праги. На правой странице стоял стих Писания: «Закрывает глаза свои, чтобы не видеть зла», а также толкование Гемары: «Такой человек тот, кто не смотрит на женщин, когда они моются». Яша потихоньку вспоминал древнееврейские слова. Он понял их смысл — дисциплина необходима. Если не «смотрит», не возжелает, а если не возжелает — не согрешит. И наоборот, если нарушишь дисциплину подглядыванием, нарушишь и седьмую заповедь… Он сразу наткнулся на стих, соответствовавший его мыслям…

Яша поставил книгу на место, но тут же взял ее снова и поцеловал. По крайней мере книга что-то требовала, у нее для него был хотя и нелегкий, но путь. Мирские книги с него, как правило, ничего не спрашивали. Из них следовало, что он может убивать и себя и других. Яша встречал в кофейнях, кондитерских, театрах всяких писателей. Они целовали дамам ручки, сыпали комплиментами и всегда имели претензии к издателям и критикам…

Яша крикнул извозчика, сел в пролетку и велел ехать на Фрета. Он знал, что Магда устроит сцену, поэтому заранее решил, что скажет ей: «Магда, драгоценная моя, я умер. На, возьми все, что у меня есть: золотые часы, кольцо с бриллиантом, деньги и поезжай домой. И, если сможешь, прости…»

2

В пролетке Яшу почему-то охватил такой ужас, какого он никогда еще не испытывал. Он чего-то страшился, хотя, чего именно, не знал. На улице было тепло, а он не мог согреться. Его знобило и трясло. Пальцы на обеих руках побелели и скрючились, подушечки их сморщились, точно у смертельно больного или покойника. Сердце словно бы стискивал кулак. «Что со мной? — спрашивал он себя. — Я опасаюсь за свое здоровье? Боюсь ареста? Пришел мой последний час? Страдаю по Эмилии?» Он дрожал и тихонько стучал зубами. Одна нога горела, другая мерзла. Его скручивала какая-то судорога, и он едва мог вздохнуть. Яше стало так плохо, что он принялся успокаивать себя: «Не все еще потеряно! Можно прожить и без ноги… Вдруг есть выход… Даже если арестуют, как долго мне сидеть? Я ведь не украл, а всего лишь пытался…» Он откинулся на сиденье и хотел поднять воротник пиджака, но постеснялся это делать в жаркий летний день. Потом попробовал согреть пальцы под жилеткой. «Что со мной? Неужели гангрена?» Он решил завязать на левом ботинке шнурок, но, нагнувшись, чуть не выпал из дрожек. Извозчик, как видно, понял, что с пассажиром что-то неладное, потому что то и дело оглядывался. Яша заметил, что прохожие тоже на него смотрят. Некоторые даже останавливались. Извозчик наконец спросил:

— Что с вами? Мне остановить?

— Не! поезжайте, пожалуйста.

— До аптеки, может, или что?

— Не надо. Спасибо.

Пролетка больше стояла, чем ехала. Откуда-то подкатывали телеги с дровами, платформы с мукой и огромные фургоны, в которых перевозят мебель. Битюги высекали могучими копытами искры из булыжника. На одной из улиц упала лошадь. В третий раз за сегодняшний день Яша проезжал мимо банка на Рымарской. Сейчас он даже не взглянул на него. У Яши пропал всякий интерес к банкам и деньгам. Он чувствовал к себе и к своим воровским планам непреодолимое отвращение. Оно было столь явно, что Яшу начало мутитъ. «Может быть, с Эстер что-то случилось?» — вдруг пришло ему в голову. Он вспомнил какой-то сон, но, едва всплыв в сознании, воспоминание сразу растаяло, не оставив по себе никакого следа. Что это было? Животное? Стих Писания? Покойник? Сны иногда мучили его каждую ночь. Ему снились похороны, призраки, ведьмы, напасти. Он просыпался в холодном поту. В последние же недели, наоборот, — они снились редко. От усталости Яша просто валился на постель. Случалось, что он просыпался в положении, в каком заснул, однако при этом все-таки помнил, что ночью ему что-то снилось. Во сне он проживал другую жизнь, отъединенную от бодрствования непроницаемыми преградами. Иногда ему вспоминался сон о полетах или трюках, какие ни один человек не смог бы осуществить и какие были словно бы дополнением к детским шуткам, построенным на недоразумении, на игре слов или грамматической ошибке. Все бывало настолько безумно и дико, что сознание не могло ничего удержать — он сновидение как бы помнил и в то же время как бы не помнил…