Люблинский штукарь

Потихоньку сошлись все: Менделе Байлик, Ёська Дайч-Пурим, Лейзер Крацмих. Ворами верховодил сейчас Бейриш Высокер, крошечный человечек со шныряющими глазками, острым носом и личиком, остренькой же лысой головой и длинными, точно у обезьяны, руками. Как и Зевтл, он был родом из Великой Польши. Одевался Высокер весьма франтовато: цветные брюки, желтые штиблеты, бархатные жилетки и вышитые сорочки. На голове у него сидела охотничья шляпа с пером. Каблуки штиблет, чтобы добавить росту, были намеренно подбиты. Говорили, что Бейриш так искусен, что вытащит из жилетного кармана часы даже у карманника. Он знал по-русски, по-польски, по-немецки, умел ладить с властями и был не столько вор, сколько делец. Много лет назад Высокер угодил в каталажку, но не за кражу, а за то, что обчистил некоего помещика и карточную игру под названием «цепочка». Насколько Кривой Мехл был специалист по замкам, настолько Бейриш Высокер знал разные штуки с картами. Однако до Яши ему было далеко. То, что умел Яша, Бейришу не снилось. Сейчас в кармане у Высокера тоже лежала парочка крапленых и некрапленых колод, а еще он славился нервозностью и не мог усидеть на месте. Все уже расположились за столом, а Бейриш все крутился, как зверь в клетке, или, верней, как волк, вздумавший поймать собственный хвост. Наклонив голову, Высокер выбрасывал слова.

— Когда ты будешь наш, когда? — гнусавым голоском кричал он Яше. — Дай пять и переходи!..

— Чтобы околеть в кичмане?

— Кто не идиот, ест и кушает.

— Хитрей себя не будешь, — заметил Кривой Мехл. — Каждый может завалиться.

— Надо знать, откуда ветер, — настаивал Высокер.

Яша понимал, что рассиживаться тут не следует.

Елизавета умирает от нетерпения. Магда ждет. Бешеный Болек ищет повода для ссоры. Однако взять и уйти тоже не хотелось. Здесь его знали ребенком. На глазах у этих людей Яша из мальчишки при вожаке медведей превратился в артиста польского театра. Сейчас к нему пришли как к раввину. Мужчины похлопывали его по плечу, женщины жеманничали. Среди них были давние его полюбовницы, теперь замужние и нарожавшие детей, но игриво поглядывавшие и, словно с намеком на прежнее, улыбавшиеся. Насчет Зевтл он не распространялся. Та, однако, из их отношений особой тайны не делала. Ходить в потаскухах ей, как видно, льстило…

Спорна поговорили вообще. Что слышно на свете? Когда война с Турцией? Чего хотят бунтовщики, которые бросают бомбы, готовы убить царя и подбивают к забастовкам на железных дорогах? Что делается в Палестине? Кто эти безбожники, которые вздумали осушать там болота и устраивать колонии? Яша объяснял. В Варшаве он просматривал все газеты, даже «Израелита». Читал и древнееврейскую, хотя понимал не всё. Пока в Песках жили сегодняшним днем, в мире делались дела. Пруссия стала могучей державой. Французы прикарманивали целые куски Африки, где живут черные люди. В Англии строили корабли, за двенадцать дней доплывавшие через океан до Америки, а в Америке поезда ходили над крышами, и еще там поставили тридцатиэтажный дом. Даже Варшава с каждым годом росла и менялась в лучшую сторону. Всюду сдирали деревянные тротуары и устраивали канализацию; еврейские дети завели моду учиться в русских гимназиях или ездить за образованием в заграничные университеты…

Воры слушали и чесали в затылках. Женщины раскраснелись и переглядывались. Яша между тем рассказал об американской шайке «Черная Рука». Тамошние ловкачи посылали какому-нибудь миллионеру письмо: «Пришлите, будьте так добры, столько-то долларов, нет — пуля в лоб» — и знак черной руки. И пусть миллионера охраняет даже тысяча человек, если не присылал, он — покойник…

Высокер заметил:

— Такое можно устроит и у нас тоже.

— А кому напишем — водовозу Трайтлу?

Воры захохотали и раскурили потухшие папироски.

2

Наконец Кривой Мехл не утерпел:

— Яша, у меня замок.

Яша подмигнул:

— Можно догадаться! Показывай свой подарок.

Мехл медленно распаковал сверток, и все увидели громадный замок со множеством защелок и штифтов. Яша сразу повеселел. Сведя глаза к носу, он в комическом замешательстве и с притворным ужасом, что обычно вызывало смех как в корчме среди крестьян, так и в варшавском летнем театрике «Альгамбра», воззрился на замок. Вмиг преобразившись, он покашливал, крутил носом, даже один раз искусно шевельнул ушами. Женщины захихикали:

— Где такое делают?

— Лучше покажи, что ты умеешь, — строго сказал Кривой Мехл.

— Даже Господу Богу это не отомкнуть, — стал дурачиться Яша. — Оно, как говорится, на века. Но если вы завяжете мне глаза, я его расковыряю. Ставлю десять против одного.

— Договорились.

— Хошь не хошь, а рупь положь. — крикнул Хаим-Лейб.

— Не надо. Я поверю и так.

— Дети, завяжите мне глаза, — повторил Яша, — но чтобы я ничего не видел.

— Давай я фартуком, — сказала Маленькая Малка, женщина с рыжими, перехваченными платком на затылке волосами, муж которой отбывал приговор в яновской тюрьме. Она сняла фартук, встала за Яшиной спиной и, щекоча пальцем у него за ухом, стала завязывать гостю глаза. Яша между тем сидел молча.