Любка-санинструктор

Немцы вслед за танками прошли до траншеи Воронова. Машины здесь не задержались, они сделали своё дело и устремились дальше, встречаемые разрозненным огнём уцелевших противотанковых батарей. Автоматчики прыгали в полупустую траншею и то здесь, то там схватывались и рукопашной. Четыре на одного - вот что успел сообразить Воронов, отбиваясь от наседавших длинной сапёрной лопатой. Любка стреляла из пистолета в прыгающих сверху. Какой-то раненый солдат, лёжа на спине, бил по брустверу из автомата, и оттуда падали, раскинув руки, убитые немцы.

Им удалось на какое-то мгновение остановить автоматчиков. Бросив переломленную лопату, Воронов скомандовал:

- Назад, во вторую линию!

Подхватив с земли автомат, он длинной очередью прикрыл небольшую группу своих бойцов и юркнул за поворот траншеи как раз в тот момент, когда сверху упали сразу две гранаты. Отплёвываясь от грязи, поднятой взрывами, Воронов бежал вдоль хода сообщения, слыша за собой топот Любки.

- Беги! - крикнул Воронов, - слышишь? - А сам рванулся вправо, туда, где находился блиндаж Валентины. Однако Любка последовала за ним. Путь им преградили трупы. Воронов вскинул автомат - у входа в блиндаж стояли немцы и полосовали дверь очередями. Воронов выругался и нажал на спуск.

.Когда Борис, Валентина и Старцев бросились к дверям, они услышали окрик:

- Хальт! Хенде хох!

Старцев ответил на крик очередью, и за дверью кто-то охнул. Затем затрещали автоматы. Пули высекали синие искры из стен, градом били по ступеням. Одна из них прошила Старцева, и он упал лицом вниз.

А потом они услышали голос Воронова и, перепрыгивая через ступени, бросились наверх

- Вовремя успели! - прокричал Воронов и, поддерживаемый Любкой, тяжело побежал за Валентиной и Борисом. Они добежали до миномётных окопов. Здесь Воронов остановился, тяжело переводя дыхание. - Дальше пойдем по верху. Там кустарник, а чуть выше - лесная балка. Уйдём, ни черта!

Они вползли на бруствер и через минуту уже пробирались сквозь гущу колючих зарослей боярышника, Им оставалось ещё сотня метров - по лощине, среди поредевшего кустарника, и они уже выбрались на её густую, наполненную холодной влагой травку, когда слева, не замеченный ими, выкатился, пятясь, танк. Люк на его башне был открыт, и танкист, высунувший голову, увидел бегущих.

Башня быстро развернулась, и орудийный хобот качнулся, целясь своим чёрным зрачком.

- Ложись!

Это крикнула Любка, первой заметившая опасность. Дёрнув Воронова, она упала в траву, увлекая за собой лейтенанта. Гулкий треск, раздавшийся почти рядом, опрокинул на них небо.

Вновь развернув башню, танк начал пятиться. Однако вслед за тем броня его лопнула, с визгом пронеслись обломки рваного металла, и танк замер, выбросив в небо черный султан тяжелого дыма. И не только этот танк, но и другие в эти минуты остановились, запылали, из люков горохом посыпались обожжённые танкисты, и по ним часто-часто били автоматы и пулемёты. Та скоротечная, но ожесточенная схватка, которая произошла в траншее Воронова, тоже сделала свое дело, и теперь солдаты второй линии поворачивали прорвавшегося врага назад.

Но всего этого не знали ни Любка, ни Воронов, ни Валентина. Майор же исчез. Там, где его застиг разрыв снаряда, осталась небольшая, с рваными краями воронка. Остальные лежали без движения, постепенно обращаясь к мысли, что они живы, что над ними серое, хмурое небо, и что на этот раз всё обошлось, а могло быть хуже.

Впрочем, так думала одна Любка. Воронов же сначала думал другое - почему это не его, а майора убило, потом он ужаснулся - почему так мертвенно бледна Валентина, что с ней. Он хотел тронуть её, растормошить, но с удивлением убедился, что не может сделать ни малейшего движения, и от этого застонал. А Валентина, чувствуя удушье и ощущая, как чья-то безжалостная рука сжала её легкие, затухающим сознанием поняла, что ранена в грудь, что у нее пневмоторакс, и если сейчас не наложить на рану повязку, она может задохнуться. И ей было все равно - умрёт она или умрёт лежавший рядом Воронов, чей локоть упёрся в её бедро.

И только Любка, оглохшая, со звенящей болью в голове, соображала, что лежать им здесь нельзя, чего доброго, фрицы откроют огонь или снова пойдут с танками и добьют их, а поэтому надо уходить куда-нибудь в ближайшее укрытие. И еще она обнаружила то, что где-то утеряла санитарную сумку, и перевязку нечем делать, кроме как своей нижней рубахой или даже гимнастёркой.

Придя в себя окончательно, Любка сбросила гимнастёрку, разорвала нижнюю рубаху и, помогая себе острыми зубами, начала перевязывать Воронова. Однако, заметив на груди Валентины кровь, подползла к ней, и плача и приговаривая, туго перетянула ей кровоточащую под самым соском левую грудь. Потом она наложила жгут на руку Воронова и ещё раз осмотрела его, и опять заплакала, потому что от рубахи остались обрывки, а у Воронова осколок пробил навылет правый бок. Тогда она разорвала и гимнастерку, кое-как приладила повязку и осмотрелась. Балка лежала где-то впереди, но тащить двоих Любка не могла, значит, надо было нести их поодиночке.