— Они должны подготовить сцену для Джастина Тимберлейка.
Эллиот начинает нервничать, поэтому я позволяю ей бегать по закрытой VIP-секции, забираясь на перила и огибая их.
Проходит десять минут, прежде чем из динамиков доносится бренчание электрогитары. Эллиот бросает взгляд на сцену, и арена взрывается аплодисментами.
— Мне очень жаль, — раздается голос из динамиков, и моя кожа гудит от узнавания. — Я не мог придумать другого способа заставить тебя выслушать меня.
Мой пульс учащается, а желудок сжимается.
— О Боже…
Единственный прожектор падает на середину сцены и…
— Джесси! — Эллиот подпрыгивает и хлопает в ладоши.
Стены арены практически трескаются от силы ответного рева.
— Вау, — говорит он и сияет своей мегаваттной улыбкой. — Этого я не ожидал, спасибо.
Толпа разражается еще одним оглушительным взрывом аплодисментов.
Грохот его смеха льется из динамиков, как теплый мед.
— Большое вам спасибо, ребята, но...
Все кричат так громко, что мне хочется заткнуть уши, но я не хочу пропустить то, что он скажет. Почему он здесь?
Джесси снова смеется.
— Мне бы очень пригодилась ваша помощь. Есть... есть кое-что, что я хотел бы сказать. Могу ли я получить немного больше света в VIP-секции?
Вспышка света освещает нашу секцию. Толпа в конце концов затихает настолько, что его можно услышать.
Он смотрит прямо на меня, как будто знает, где я буду сидеть. Мягкая улыбка изгибает его губы.
— Господи, как же я скучал по тебе.
— Меня сейчас вырвет, — говорю я себе.
— Нет. — Его глаза расширяются. — Пожалуйста, не надо. Только не снова.
Большая рука протягивает мне сзади что-то похожее на рвотные пакеты из самолета. Я медленно поворачиваюсь и вижу, что Джонни улыбается мне.
— На всякий случай, — говорит Джонни.
Я беру пакет и прижимаю его к животу. Снова поворачиваюсь к сцене.
— Что ты делаешь?
Он достаточно близко, чтобы читать по моим губам, и, если это вообще возможно, Джесси Ли смущается.
— Я написал тебе любовное письмо в виде альбома, но в нем никакого проку, если ты отказываешься его слушать.
Мои щеки пылают, и я сжимаю пакет в кулаках.
— Я сплю.
— Нет. Это единственный способ заставить тебя услышать меня. — Он бренчит на гитаре. — Одна песня. Если, выслушав меня, ты уйдешь, ну... — Он прочищает горло. — Мне придется принять твое решение. — Еще одно бренчание, на этот раз в другой тональности. — Мне это будет неприятно, но я приму это.
Джесси отходит от микрофона, и его пальцы танцуют по струнам. Он сияет, как темный ангел, одетый во все черное под единственным прожектором на затемненной сцене. Его предплечья и бицепсы напрягаются, когда он ловко перебирает струны на гитаре, создавая самое замысловатое и красивое вступление, которое я когда-либо слышала.
Его губы касаются микрофона, и он закрывает глаза.
Присоединяется группа с хриплым нисходящим ритмом. Тошнота отступает, а сердце колотится сильнее с каждым словом, слетающим с его губ. Его голос гортанный, каждая нота вырывается из его легких с настойчивостью и значимостью.
Толпа тоже поет, повторяет слова вместе с Джесси, зажигая комнату. Они поднимают свои мобильные телефоны, и я оказываюсь в море света, которое колышется в такт барабанам Райдера.
Рука Эллиот сжимает мою, и я сжимаю в ответ, пока Джесси играет последние аккорды песни.