– Разве мог кто-то предположить, что в свои двадцать три я буду жить здесь? Бьюла хотела, чтобы я жила недалеко от школы или работы.
Я взяла сумку и повесила ее на плечо; убедилась, что взяла ключи и погасила свет. Краем глаза заметила, что Алекс смерил меня взглядом с выражением, которого я раньше не видела в его глазах. Его глаза казались темнее и таинственнее.
Мы сели в его машину и направились в необычный итальянский ресторан в центре города. Алекс сказал, что это его любимый ресторан.
По дороге в ресторан мы разговаривали больше, чем когда-либо. Он рассказывал мне о машине, что та, на которой мы ехали, была предоставлена во временное пользование, и как он все еще любит брать свой старый Фиат по выходным.
Мы поговорили про Огайо и про то, что он не был там со времен выстрела. Мне хотелось, чтобы мы ехали несколько дней и разговаривали. Мне с ним было так легко и непринужденно. Мы разговаривали во время кампании, но никогда не обсуждали ничего личного. Мне нравилось узнавать о нем что-то новое. Все, что он мне рассказывал, было интересно.
Когда мы вошли в ресторан, нас сразу посадили, хотя были люди, которым приходилось ждать. Головы поворачивались и кивали, признавая нового сенатора. Владелец ресторана, Джованни, вышел из кухни, пожал руку и поздравил с победой в сенате.
– Поздравляю. Я приготовил особый соус специально для вас, сенатор, – сказал он.
Он обхватил лицо Алекса и поцеловал его в обе щеки.
– Да, это она, Джованни. Это она, – сказал Алекс.
Джованни провел нас к тихому столику, где мы могли остаться одни в глубине ресторана. Люди шептались и смотрели на нас, не нарушая своего уединения. Комната была темная, на столах стояли свечи и были застелены белые скатерти. На заднем плане пел Дин Мартин.
– Что ты говорил Джованни? – спросила я, пока Алекс придвинул мне стул.
Я сняла пальто, чувствуя, что согреваюсь. Мне нравилось, что Алекс не мог оторвать глаз от моей груди.
– Он хотел узнать, кто ты. Он думает, что ты прекрасна со своими огненно-рыжими волосами.
– Я уверена, что то же самое он сказал и про Джейд, когда вы были с ней здесь.
Алекс серьезно посмотрел на меня и сказал:
– Нет, я никогда не брал ее сюда. Она не ест итальянскую еду, а я привожу к Джованни только особенных людей.
Он подмигнул мне и мои щеки запылали.
– Джованни отличный парень. И я его знаю всю жизнь. Мои родители брали меня сюда, когда я был ребенком. Каждое воскресенье это был наш ресторан, – сказал Алекс.
Подошел официант, и Алекс заказал для нас бутылку вина, и мы продолжили разговор.
Он рассказал мне о своих маме и папе, и как они любили друг друга, они умерли с разницей в год. Его отец умер первым от рака в шестьдесят. Год спустя от сердечного приступа скончалась его мать. Он сказал, что его мама умерла, потому что ее сердце разбилось. Она не смогла оправиться после смерти отца. Я постаралась сменить тему, чтобы избежать еще одного разговора о моем детстве. Я спросила, что лучше всего заказать.
– Еще со времен моей работы в Италии у меня развился обостренный вкус к пасте, и здесь то самое место, где готовят ее как там. Что, конечно же, я и советую тебе заказать, – сказал он.
– О, конечно. Ты ел ее целыми мисками. Даже в том отвратительном грязном трейлере ты все-таки ел мои спагетти. Они были так хороши или ты был слишком добр? Я и подумать не могла, что они съедобны, – сказала я.
Официант принес бутылку очень дорого вина. Я наблюдала, как Алекс сделал глоток и подержал вино на языке
– Как вам, сэр? – спросил официант, ожидая одобрения Алекса.
– Просто отлично. Очень хорошо, – сказал он.
Официант подлил вина в его бокал и немного в мой. Алекс покачивал вино в бокале, давая ему подышать. Официант принял наш заказ, я решила заказать то же, что и Алекс.
– Вернемся к пасте, Прюденс. Она была вкусной. Ты должна снова приготовить ее для меня, – сказал он.
Мне понравилось, как это прозвучало, ничего похожего на крышесносный секс, только миска пасты.