Любить и убивать

 Обедали чинно, как положено у Смирновых-Болошевых. Со столовыми приборами в полном комплекте. С крахмальными салфетками, с супом из супницы мейсенского фарфора, с полным набором специй, с бутылкой красного вина к мясу, с культурными улыбчивыми разговорами пи о чем. Здесь даже богемно-хулиганистый Роман Казарян был приличен. Знающе орудовали нужными ножами и вилками, бесшумно ели суп, к вину относились как к необходимому ингредиенту обеда. Сырцов изрядно устал, соблюдая правила игры, которые знал еще не совсем твердо.

Лидия Сергеевна была и за хозяйку и за дворецкого. Она и беседу вела, и обслуживала всех: Смирнова, Спиридонова, Казаряна, Кузьминского, Сырцова, Ксению. Ксения несколько раз порывалась помочь ей, но Лидия Сергеевна останавливала ее мягкой улыбкой и твердой рукой, положенной на нервное девичье плечо.

Добили мороженое в фарфоровых же вазочках, и обед завершился, слава Богу. Первым встал из-за стола нетерпеливый в силу неудержимого армянского темперамента Роман Казарян.

— Спасибо, Лида. — Он все-таки поменял на миг личину воспитанного в традициях господина на личину московского жлоба: — Что называется, от пуза.

Лидия Сергеевна тотчас шлепнула его по вышеупомянутому пузу:

— На здоровье, Рома.

Поднялся и Смирнов, хитро посмотрел на всех, особенно на дам, и, задвигая высокий стул, сделал заявление:

— Теперь как положено у английских аристократов: мужчины удаляются в гостиную — у нас гостиной будет терраса — и предаются малым радостям жизни. Как-то: курению, поглощению спиртных напитков и неприличным беседам. Джентльмены, за мной.

— Нет! — звонко, борясь с собой, ненужно громко сказала Ксения и встала.

— Что — нет? — осторожно поинтересовался Смирнов, глядя ей в глаза.

— Мужской компании не будет, — не опуская глаз, ответила Ксения. — Я хочу присутствовать при вашем разговоре.

— Зачем, Ксюша? — неприкрыто жалея ее, спросил Дед.

— Александр Иванович, дорогой, родной, любимый! Я все понимаю, я понимаю, что вы хотите оградить меня от людской подлости, грязи и крови, что вы стараетесь сберечь, как вам кажется, чистую и наивную мою душу, что вы стремитесь сделать так, чтобы я никак не соотносилась с преступлениями уже свершенными и с преступлениями, которые могут свершиться. По первому же вашему требованию...

— Просьбе, — перебил Смирнов.

— По первой же вашей просьбе-требованию я поехала на свидание с мамой, встречи с которой я не желала больше всего на свете. И вот сегодняшняя бессмысленная и мучительная для меня операция. Вы ко мне замечательно относитесь, я даже имею нахальство полагать,что вы любите меня, но любите как неразумное дитя. Не надо держать меня в неведении, Александр Иванович, от этого мне только страшней и обидней. Я ощущаю себя тупой пешкой, которую двигают куда-то. Куда? Зачем? По какой причине? Я хочу знать, я хочу знать все.

— Ксюша права, Саша, — негромко и спокойно сказала Лидия Сергеевна.

— Подумай, что говоришь, — укорил ее — не Ксению — Дед.

— Подумала и повторяю: Ксюша права. Она — взрослый и сильный человек, и ей самой надо определиться — с кем она. Сознательно, зная все обстоятельства. И решить — по плечу ли ей эта ноша.

— В любом случае эта ноша ей не по плечу, — грустно заметил Смирнов.

— Я хочу знать. Понимаете, знать!

— Даже если это касается очень близких тебе людей?.— уже решившись, спросил Смирнов. Ксения подошла к нему, осторожно погладила по руке.

— Я хочу знать, Александр Иванович.

— Идите на террасу, — распорядилась Лидия Сергеевна, — а я здесь приберусь.

— Ты нам нужна, — напомнил Смирнов.

— Отдохните пока от церемонного обеда, — лукаво и стремительно улыбнулась Лидия Сергеевна.

— Музыку послушаем, — решил Казарян. — Ксения, я привез обещанную пленку. Тащи магнитофон.

Смирнов без сомнений занял главное место — кресло-качалку. Казарян, Кузьминский и Сырцов устроились на хлипком плетеном диванчике (диванчик подозрительно потрескивал), а Спиридонов с Ксенией — на любимой хозяевами приступочке. Из динамиков двухкассетника несся Олег Торопов с песней «О вреде табака» — про то, как директор леспромхоза по решению партийных органов бросил курить. С веселой хрипотцой звучал надменный и нежный баритон, звучал как двадцать пять лет тому назад. Как давно это было! Это было вчера!

Ксения непроизвольно шевелила губами: подпевала про себя.

Песня кончилась, и зазвучал голос, просто голос, без гитары: