Любить, чтобы ненавидеть

— Ну прости меня, прости, я был бестактен и совершенно искренне каюсь. Даю тебе слово никогда не возвращаться к этому. Пожалуйста, не сердись. И вот еще что я хочу сказать: клянусь тебе, что никто на свете мне не нужен, кроме тебя, ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Я обещаю, что сделаю все, от меня зависящее, чтобы мы были вместе. Всегда. Только для этого потребуется время и терпение. Поверь, здесь я не могу принять волевого решения, не потому, что не хочу, а на самом деле не могу.

Кате захотелось спросить его — почему он не может? Но она интуитивно поняла, что за этим вопросом может последовать бесконечный разговор, где каждый будет прав и каждый виноват, а в результате их безоблачное счастье померкнет в тумане недоверия и подозрительности. И хотя его фраза неприятно ее царапнула, она предпочла не зацикливаться на ней.

— Тебе не нужно принимать никаких решений. Я верю тебе, я люблю тебя, я живу твоей любовью.

Катя ткнулась носом ему в шею и замерла. Ощутив на себе ее теплое дыхание, Андрей так отчетливо воспринял этот миг счастья, будто это было не чувство, а нечто материальное, видимое и осязаемое. Тихим-тихим шепотом, словно его могли подслушать, он сказал:

— Я обожаю тебя, обожаю, хотя терпеть не могу этого слова и никогда ни при каких обстоятельствах его не произношу… Я обожаю тебя, горе ты мое, чудовище синеглазое… и бесконечно хочу тебя…

Перед отъездом Андрей записал на листке бумаги подробный адрес, номер телефона, дату и протянул его Кате.

— Что это? — удивилась она, внимательно вчитываясь в незнакомое название улицы.

— Адрес моих родителей. Они сейчас на даче, отец пишет, а мама пашет. Ей совершенно незачем заниматься сельским хозяйством, но она так горда своей картошечкой, клубничкой, зеленюшкой, — Андрей уморительно изобразил интонацию и жесты матери, — что оторвать ее от земли нет никакой возможности.

— Но зачем мне их адрес, ведь я не собираюсь им писать? — недоуменно улыбнулась Катя.

— Я не сказал тебе самого главного: жду тебя там в следующую пятницу первым утренним рейсом. Ненадолго уйду с работы, встречу тебя в квартире, а вечером вернусь, и мы до воскресного вечера будем вместе.

— Андрюша, это сумасшествие! Невозможно! — вскричала она.

— Но почему?

— В Средневолжске, под самым носом… — начала она и осеклась.

— Успокойся, я живу в новом районе города, а это в старой части.

— Но как я туда доберусь?

— Знаешь, есть такой вид транспорта — такси. Садишься в аэропорту, называешь адрес, и тебя везут. Тут все написано, — он указал на лист бумаги. — Этаж третий. Звонишь, я открываю — и все! Очень просто.

— У твоих родителей… Они могут приехать с дачи… мало ли что… — никак не могла успокоиться Катя.

— Во-первых, они не собираются возвращаться в город по крайней мере в ближайшие три, а то и четыре недели, во-вторых, они знают, что ты приедешь…

— Как знают?! Что ты говоришь? Это ужасно неловко… Что они подумают обо мне?

— Остановись, помолчи минуточку, — Андрей обнял ее. — Видишь ли, я всегда был откровенен с родителями, во всяком случае, в главном. Они все знают о нас и думают о тебе так же, как и я. Мне бы даже хотелось, чтобы вы познакомились, но это позже, не сейчас. Я не вижу причины скрывать от них истинное положение вещей: вся моя жизнь — в тебе.

Прозвучал новый сотовый телефон короткой музыкальной фразой из оперы «Кармен». Катя ответила. Диспетчер сообщила, что заказанное такси ждет у подъезда.

— Жду тебя, родная, в Средневолжске. Все будет хорошо, — Андрей нежно поцеловал раскрасневшуюся от волнения Катю и направился к выходу.

Клава проявила себя женщиной не просто решительной, но и деловой: получив согласие Гоши, на следующий же день объявила ему, что нужно немедленно ехать, знакомиться с будущим заказчиком.

— Куй железо, пока не остыло! — выдала она на свой лад очередную поговорку.

Сашеньку взяли с собой — каникулы в младших классах уже наступили, и до переезда на дачу девочка гуляла с отцом либо во дворе дома, либо он возил ее в Измайловский парк.

Гоша всячески хотел отсрочить поездку, мотивируя тем, что лучше это сделать после переезда на дачу, в один из воскресных дней, когда Даша будет дома и сможет побыть с Сашенькой, а сейчас незачем таскать ребенка невесть куда. Но Клава была непреклонна.

И они поехали.

Домик ее стоял метрах в пятидесяти от небольшой березовой рощицы, окруженный свежекрашенным деревянным штакетником.

На участке, кроме цветов и свежей зелени, не было никаких посадок. Клава за лето выбиралась сюда не чаще одного раза в месяц и потому справедливо полагала, что без ухода все погибнет.

Она отперла калитку и ввела гостей в дом, сразу же поразивший Гошу своим обжитым видом, словно обитатели его только что ненадолго удалились. Сашенька быстро обежала две небольшие комнатки, террасу, кухню и захлопала в ладоши с криком:

— Ой! Как в домике у трех медведей! Можно я тут поживу немножко?

— А чем тебе на даче плохо, егоза? — спросила Клава.

— На даче все — как в Москве, а здесь — как в сказке.

— Ладно тебе, не фантазируй, — проворчал Гоша.