Недаром Фонс говорил, что когда будет нужно, клеветническая заметка появится, и Фонс, старинный приятель мистера Брауна Смита, и произвел сочинение на свет. Никому от этого хуже не стало, а светское общество было глубоко унижено сознанием, как жестоко и несправедливо судило оно об очаровательной представительнице своих собственных привилегированных кругов. Леди Морнингсайд и ее супруг подошли к леди Перивейл как только судья покинул свое место, и маркиз со старомодной учтивостью, что так напоминала «купидона» Пальмерстона,[35] склонился над рукой Грейс и поцеловал ее: зрелище, которое буквально наэлектризовало всех обитательниц модных шляпок и пенсне.
В этот вечер в дом на Гровенор-сквер хлынул поток визитных карточек и писем от тех самых людей, которые отвергали Грейс, а теперь делали вид, что это она сама от них отстранилась:
«Но теперь, дорогая, после столь храброго акта самоутверждения, надеюсь, вы не собираетесь больше вести затворническую жизнь и вспомните о старых друзьях. Так грустно было видеть, что № 101 необитаем весь сезон, и даже не знать, где вас можно увидеть», – писала в заключение одна из лже-приятельниц. Негодующая Грейс гневно швырнула это и все такие же послания в мусорную корзину.
– И подумать только, они смеют притворяться, будто не знали, что я в городе, когда почти ежедневно я каталась в парке! – воскликнула она.
– Надеюсь, вы удовлетворены, мэм, – сказал Фонс, представ перед леди Перивейл на следующий день после суда.
Никто не видел Фонса в зале, хотя Фонс видел и слышал все, что происходит. Его работа была закончена до начала процесса, и семейным поверенным с Бедфорд Роу достались все похвалы по поводу успешного окончания дела. Все поздравляли леди Перивейл с тем, что их чутье подсказало им пригласить в адвокаты именно сэра Джозефа Джолланда.
– Надеюсь, вы удовлетворены, мэм, – скромно сказал Фонс, когда явился на Гровенор-сквер в ответ на просьбу леди Перивейл посетить ее.
– Я больше, чем удовлетворена вашим умением довести это несчастное дело до конца, – ответила она, – и теперь, надеюсь, смогу обо всем этом забыть навсегда и никогда больше не слышать имени полковника Рэннока.
– Полагаю, что не услышите, во всяком случае, в каком-либо неприятном смысле, – серьезно ответил Фонс.
– Я должна просить вас обратиться к моим поверенным для возмещения ваших профессиональных издержек, мистер Фонс, но я умоляю вас принять вот это в знак моей искренней благодарности за то беспокойство, которое вы себе причинили, и как напоминание о вашем успехе, – сказала Грейс и подала ему конверт.
– Уверяю вас, леди Перивейл, ничего не требуется сверх обычного, положенного в таких случаях гонорара за мое время и беспокойство.
– О, вы должны это взять, чтобы доставить мне удовольствие. Я хочу, чтобы вы помнили: я ценю ваши услуги по более высокой цене, чем положено.
Затем она протянула ему руку на прощание, как тогда, когда они увиделись в первый раз, и его больше тронуло это сердечное рукопожатие, чем ее подарок, а это оказался чек на пятьсот фунтов.
На третьей неделе декабря состоялось очень незаметное бракосочетание в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер в половине девятого утра, и единственными свидетелями были Сьюзен Родни и мистер Джордж Хауэрд, только что вернувшийся из Пекина. Брак был заключен в столь ранний час и так незаметно, чтобы избежать почти неизбежного внимания светских фотографов, так как газетные перья уже известили публику, что свадьба – дело решенное.
Темно-серое шерстяное платье невесты, опушенный собольим мехом дорожный плащ и дешевая черная шляпка ничем не напоминали свадебный наряд. После краткого «походного» завтрака со свидетелями в столовой дома на Гровенор-сквер молодые влюбленные супруги уже в одиннадцать утра отбыли с Чэринг Кросс на Континентальном экспрессе, не вызвав большего любопытства, чем то, коим обычно сопровождается появление красивой, прекрасно одетой женщины, отправляющейся в неотложную поездку и ведущей на поводке самый совершенный экземпляр из породы коричневых пуделей.
Новобрачные обосновались в своем каирском отеле раньше, чем газетные перья узнали о свадьбе.
ГЛАВА 14
В течение четырех месяцев, которые прошли со времени первого визита Фонса к Кейт Делмейн, она же миссис Рэндалл, сыщик не упускал леди из виду, но нисколько не преуспел в установлении с ней более дружеских отношений, хотя не раз облегчал ее жизнь небольшими суммами в счет обещанного вознаграждения. Три или четыре раза он заглядывал в меблированные комнаты на грязноватой улице близ Темзы, и она принимала его вежливо. Он заметил скрытую тревогу под маской напускной беспечности и небрежной манеры обращения, какую-то гнетущую заботу, которая, как ему казалось, имеет иные, более глубокие причины, чем нужда в деньгах или недовольство по поводу затяжной полосы невезения. Не было ничего удивительного в том, что она пребывает в унынии или дурном настроении, но он не мог понять, откуда это постоянное беспокойство и нервная раздражительность в сочетании со страхом.