Ромка резко повернулся в мою сторону, а потом его взгляд наполнился ненавистью. Он схватил меня за волосы, оттягивая голову назад, заставляя смотреть в его разгневанное лицо.
- Не тебе меня судить, – прошипел он. – Не тебе жалеть или понимать меня! – рявкнул он. – Ты виновник всех моих проблем!
- Я знаю, – тихо отозвался я. – Поэтому и не злюсь на тебя.
Он задышал тяжелее.
- Блядь! – рявкнул он, резко ударяя меня головой о стену, не сильно, по крайней мере, в этот раз я остался в сознании. – Хватит! Прекрати все это!!! – заорал он, вскакивая на ноги.
- Что? – хрипло спросил я, приподнимаясь с пола.
- Строить из себя друга! – рявкнул он. Метнувшись ко мне, он схватил меня за ворот футболки. – Если я еще раз увижу у тебя этот взгляд, я тебе все кости переломаю, ты понял меня?! – заорал он мне в лицо. – Еще раз услышу эти слова, то…
- Я понял, – усмехнулся я. – Мне не жить.
Ромка презрительно посмотрел на меня, а потом резко отпустил и вылетел из медпункта.
Я кулем упал на пол, но все же довольно улыбался. Впервые за двенадцать лет мне удалось до него достучаться. Мама тут сыграла не маловажную роль, но все же именно мне удалось добраться до комка боли, что скрутился у него внутри. Интересно, что именно подействовало на него? И что такого он увидел в моем взгляде? Хорошо бы снова это повторить, чтобы он сам понял, что не хочет всего того, что делает, но Ромка ясно дал понять, что тогда станет со мной. И я ему верю.
Он построил собственный мир, собственный замок, крепость, если хотите. Там он в безопасности. У него есть подданные, друг, так же у него сложилось определенное мнение о врагах, которых играем мы с мамой. Отец же просто подонок, который предал его, его мать. Отца для него просто не существует, ему так легче. И тут ему говорят, что все не так просто и однозначно, как он считал. Все намного глубже и многогранней. Злодей может быть не обязательно злодеем, а подонок, мог совершать эти ужасные поступки во благо. Это очень сложно понять, и Ромка не хочет во всем этом разбираться. Зачем? У него уже есть устоявшееся мнение, свой собственный мир в котором все однозначно.
Если бы ему пришлось разбираться во всем этом, то это значило бы потрясение для него, много новой и тяжелой информации. Так же ему бы пришлось заново пересматривать свое поведение к окружающим. Столько мороки и сил это потребует. И именно во мне он почувствовал угрозу. Именно из-за меня, этот его устоявшийся мир может рухнуть. Понятное дело, что он сделает все, чтобы этого не произошло.
Но мне интересно другое. Почему именно я? Почему именно сейчас? С ним пробовали говорить и отец и мать, но он делал вид, что не слышит их, а когда это не получалось, то он срывался на крики и закрывался от них, полностью уходя в себя, прячась там, где его никто не достанет. Даже я пробовал с ним говорить, кричал, но он то же самое проделывал и со мной. А еще знаете что я заметил? Когда он вот так «уходил в себя», это уже был словно и не Ромка. Взгляд пустой и холодный, губы в застывшей презрительной усмешке. Словно на нем маска! Так и представляется, что он остался все тем же маленьким мальчиком, когда до него пробуют достучаться, и он прячется за этой маской, чтобы никто не понял, как ему больно, а сам тихонько плачет за ней. От того, что он один; от того, что его никто не понимает; от того, каким ему пришлось стать, чтобы защитить хоть самому себя!
Так почему именно сейчас, мне удалось увидеть, пробраться к этому ребенку? Что дало толчок для этого? То, что он не сдержался и избил меня и теперь он чувствует вину? Или он просто перенервничал и ослабил бдительность?
Боже, зачем я вообще об этом думаю? Он же ясно сказал, что уничтожит меня, если я снова попытаюсь что-то изменить… Но мама… Ей, действительно, больно! Черт! И почему он такой идиот?!
Кряхтя, как столетний дед, я поднялся с пола и пошел к нашей машине. Ромка, я уверен, решил добираться своим ходом. Ехать час с нами в тесном пространстве… Да у него мозги вскипят!
Интересно, что сделает с нами отец? Ему давно не нравятся наши «разборки», только мама попросила его не вмешиваться, попросила дать ей шанс попробовать самой поговорить с нами. Что ж, разговор состоялся, только толку от этого нет, и мама сказала, что умывает руки. Я уверен, что теперь она не станет препятствовать отцу. Как бы я не старался, чтобы родители не узнали о проделках Ромки, они все же не слепые. Видят, что замок на ванной сломан, хотя бы раз в неделю. Я хоть и говорю, что просто жутко неуклюжий и, закрывшись там, не могу его потом открыть, но это прокатило бы раз, от силы два раза, но не постоянно же. Видят, как я хромаю, иногда, когда Ромка «спустит мне шину», или другие синяки. Я хоть и пытаюсь их скрыть одеждой, но не всегда получается. Я не волшебник. Маме очень больно все это видеть, я все же ее сын, но и Ромку она любит, чтобы этот идиот не говорил там.
Может попросить маму, чтобы потерпела еще немного? Нет. Ей и так обидно, нужно все же разобраться с Ромкой, договориться до чего-нибудь, чтобы это устраивало нас всех.