Читаем Любимый мой полностью

"Моя жизнь мне не принадлежит: слуги дерзят, жена обращается со мной как с надоедливым братом. Я не могу сказать ни слова, не подумав. Мне остается одно: коротать дни в кабинете. Принесу сюда пива и запрусь, размышлял он. -Никаких женщин. Никаких дырок в полу и стенах. Никаких наставлений". От горестных мыслей его отвлекла Шейн. Она подошла к нему и нежно погладила по спине, что-то говоря, но что именно, он не мог понять, скованный внезапной истомой. Чэз попытался перевести дыхание - напрасно; тело отказывалось ему служить. Он снова чувствовал сильнейшее возбуждение.

- Не.., делай.., этого, - с трудом выговорил он.

- Не делать чего? - не поняла Шейн. - Что-нибудь не так?

Чэз пытался объяснить, но язык отказывался слушаться его. Шейн терпеливо ждала. Наконец, громко выдохнув воздух из легких, он произнес хрипло:

- Нет.

- Хорошо, - она еще раз погладила его по спине. - Тогда я пойду рассчитаюсь с Тимом за работу. Увидимся позже.

Чэз не знал, сколько времени простоял без движения у письменного стола. Очнувшись, он направился работать в сарай. Было довольно холодно, зима быстро вступала в свои права. Если ковбои и заметили странное поведение босса, то благоразумно помалкивали.

- Я не возражал, когда ты переделывала одну из ванных комнат, когда в полу появились ужасные дырки и пришел ненормальный электрик, меряя шагами гостиную, Чэз пытался убедить свою жену не совершать очередную ошибку. - Я был воплощением понимания и терпимости...

- Неужели?! - усмехнулась та.

- Да, я был смирной овечкой. - В глазах Чэза читалась такая искренность, что Шейн почти поверила его словам. - Боже, есть ли на свете мужчина, способный сохранить голову на плечах во время ремонта в доме! На этот раз ты зашла слишком далеко! Что это за ящики стоят в моем кабинете?

- Я решила поставить их туда ненадолго, чтобы...

- Я не могу пробраться к письменному столу!

- Зато я могу. Если тебе что-нибудь понадобится, скажи мне, я с удовольствием принесу все необходимое.

- Дело не в этом. В ящиках лежат рождественские украшения, не так ли? - нахмурился Чэз, как будто Шейн совершила что-то ужасное.

- Я подумала, что...

- В моем доме этого не должно быть.

- Нет?

- Я не справляю Рождество.

Шейн была шокирована его словами:

- Что ты имеешь в виду?

- Никаких электрических огоньков, елок, глупых керамических ангелов и Санта-Клаусов, никаких гирлянд и шаров, ничего зеленого и красного. Ясно?

- Нет, - возразила Шейн.

В голубых глазах Чэза засверкали молнии.

- Нужно повторить еще раз?

- Я своего решения не изменю.

Прежде чем ситуация вышла из-под контроля, в дверях показался Джимбо.

Он посмотрел на Шейн, потом на Чэза и понимающе хмыкнул. Шейн решила обратиться к нему за подтверждением:

- Твой босс сказал, что не справляет Рождество. Это правда?

Но Джимбо счел за лучшее поддерживать нейтралитет.

- Я просто работаю здесь, мэм, и ничего не знаю об этом.

- Не знаешь или не хочешь говорить? - сурово поинтересовалась Шейн. Давай же, Джимбо, скажи мне! Никакого Рождества? Никогда?

- Я знаю босса только пять лет, - нервно начал тот. - Обычно он запирается в кабинете с бутылкой, пишет письма и напивается в стельку.

- Джимбо!

- Что? Что я такого сказал?

- Если бы я хотел, чтобы жена знала о моих слабостях, то рассказал бы ей обо всем сам. Не забывай, кто платит тебе деньги за работу!

- Но я обязан отвечать на ее вопросы, она моя хозяйка.

Шейн поняла, что пора вмешаться. Она быстро встала между мужем и Джимбо и мягко спросила:

- Ответь, пожалуйста, Чэз: почему ты так не любишь Рождество?

Чэз многозначительно посмотрел на Джимбо и кивнул в сторону двери. Тот поспешил удалиться.

- Пожалуйста, ответь: в чем дело?

- По правде говоря, Рождество пробуждает во мне тяжелые воспоминания, - признался Чез.

"У меня тоже есть горькие воспоминания о Рождестве, но я все равно люблю этот праздник", подумала Шейн и мягко спросила:

- Больше тебе нечего мне сказать?

- Прости, я не намерен это обсуждать. Шейн было больно слышать эти слова, но она знала, что самое главное сейчас - переубедить его, а не допрашивать, поэтому она попыталась еще раз:

- Я понимаю тебя, Чэз, но ты не можешь не справлять Рождество. Подумай о Сарите...

- Не вмешивай в это мою дочь! - помрачнел Чэз.

Но Шейн не собиралась сдаваться:

- Неужели ты и вправду думаешь, что тебе удастся вычеркнуть этот праздник из своей жизни?

Чэз равнодушно пожал плечами:

- Меня это устраивает.

- А меня нет. И Сариту тоже. Уверена, донья Изабелла не обрадуется, узнав об этом.

- Она ничего не узнает, потому что не будет встречать Рождество с нами.

- А как же я? Мне ты разрешишь быть с вами?

Или мои желания не в счет?

- Я еще не решил. Скажи, ты беременна? У Шейн перехватило дыхание, на глазах выступили слезы, "Чэз изменился: он не такой, каким был девять лет назад, - убеждала она себя. -Обстоятельства изменили его, сделав его сердце холодным как лед. Что же случилось? Что сделало его таким жестоким? Как мне вернуть прежнего Чэза?"

- Я не знаю точно, - уклончиво ответила она. Чэз, очевидно, понял свою ошибку, потому что обнял ее и тихо сказал:

- Прости, Шейн, мне не следовало вспоминать об этом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза