Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

Мы вкусили супа и пшенки, приправленных запахом наших подвигов. Мы сами были удивлены, что все прошло так быстро и хорошо.

Слишком быстро! И слишком хорошо! Потому что начали мяукать пули. Сначала немного, потом сотнями.

Мы не успели упасть на землю, укрыться за стволами деревьев среди опрокинутых котелков. Что произошло? Мы ошеломленно смотрели друг на друга.

Сгущались сумерки. Большие черные орлы, раскинув крылья, кружились и кричали над долиной. Теперь огонь вели по всей линии леса по кукурузным полям Джержакова.

Кровавое ущелье

Оказаться с наступлением темноты с двумя сотнями солдат на дне ущелья, чувствовать себя зажатыми со всех сторон высокими кавказскими горами, темными и фиолетовыми на востоке и красно-золотыми на западе, но такими же бесчеловечными и предательскими, быть под обстрелом тысячи спрятавшихся в кустах врагов — все это не воодушевляло нас тогда, в восемь часов вечера, 22 августа 1942 года.

К счастью, с момента взятия Джержакова мы сделали солидные укрепления на окраине кукурузных полей. Они отважно приняли на себя первый удар.

Мы быстро организовали оборону. Но враг был силен. Нас обстреливали с выгодных доминирующих высоток. Мы быстренько подкатили нашу пушку «Пак» и в упор пальнули по русским, толпой вышедшим из леса в пятидесяти метрах от нас. Наши снаряды рвались, как огненные пузыри ярко-красного цвета. Орудия, захваченные нами у врага, также были развернуты для стрельбы. Под этим железным потопом масса русских остановилась. В течение пяти часов шли постоянные рукопашные схватки. Только один из наших постов был смят, и наши товарищи убиты. Все остальные сопротивлялись.

Наконец, к полуночи вражеский огонь стих и затем прекратился. Мы послали дозоры в лес. Наши люди увидели много трупов. Но враг отступил, исчез.

В час ночи разразилась новая потасовка. На этот раз на севере, за колхозом, в лесу, под прикрытием которого мы подошли к Джержакову. Ожесточенный бой разразился там, вероятнее всего, на подступах к разбитой лесной дороге, идущей из Папоротников.

Мы пережили смертельную тревогу. Остаток легиона получил приказ воссоединиться с нами. Вот эта часть, без всякого сомнения, и вела бой.

Связные подскочили к нам, вытаращив глаза. Их колонна внезапно получила в спину удар сотен русских, попытавшихся отрезать длинную цепь гужевых повозок. Стрельба шла с дистанции метр. Но в целом наши люди держались стойко.

Мы бросили в сторону этой заварухи все, что имели под рукой. К трем часам бой закончился, наши люди и фургоны прибыли длинной кавалькадой.

Это был бы сюжет о самых невероятных подвигах. Раненые были самые словоохотливые. Ворочаясь на покрасневшей от крови соломе, они добавляли тысячи пикантных деталей к рассказам о боях части. Но никто не понимал, что произошло, откуда пришли русские, почему они так странно бросились поперек нашего строя.

Потребовался допрос пленных, чтобы прояснить ситуацию. Они входили в состав усиленного полка, находившегося в отступлении. Джержаков был обозначен как место дислокации своих. В сумерки без особых хлопот они подошли к деревне. В течение пяти часов они безрезультатно пытались пробиться. У них были тяжелые потери, их командный пункт полка был взорван прямым попаданием нашего миномета. В конце концов, ввиду невозможности прорыва, они попытались обойти деревню с севера. Пренебрегая опасностью, они врезались как раз в середину нашей колонны с подкреплением и багажом.

Сначала они представляли для нас большую опасность, но ярость наших людей преградила им путь. Не зная нашей задачи, разбросанные и измотанные, они отступили во второй раз в большом беспорядке.

Весь остаток ночи мы слушали, как какая-то колонна громыхала в южном направлении. Это были остатки советского полка, удалявшегося со своими конскими повозками по лесным дорогам.

На рассвете мы отправились освобождать те наши повозки, лошади которых были убиты. Зрелище было дикое. Два русских офицера, упавшие на наших лошадей, сраженные дюжиной пуль, держали свои автоматы, зажатые в пожелтевших руках.

Мы похоронили наших убитых у школы. Сбитая почва была покрыта обычными ослепительными подсолнухами.

Ни один выстрел не нарушил больше тишины долины. Было воскресенье. Горный пейзаж был величественным. Мы провели день, наслаждаясь солнцем и красками дня. Таинственный сумрак длинными красными отблесками с золотым и фиолетовым отливом, пересеченными розовыми облаками, медленно развернулся над гребнями, тогда как в глубине ущелья мы погрузились в бархатно-синие вечерние тени.

* * *

Ночь была длинной.

Было, может быть, полчетвертого утра. Никто не услышал ни одной хрустнувшей ветки. Тем не менее, скользя на своих легких сандалиях из свиной кожи, сотни большевиков подошли близко к кукурузным полям. Ужасный вопль вырвал нас из полусна: «Ура! Победа!» — кричали два советских батальона, бросаясь на наши посты.