Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

У меня даже защемило сердце. Я смотрел, как пели мои товарищи. Но я думал и о снегах, среди которых на подходах к Бастони, вдоль Урта, в лесах Льерне и Ставелота сражались наши солдаты. Я думал о разорванных Арденнах, горевших в бело-розовой ночи…

Куда приведет нас этот новый год?

На следующий день мы должны были передать наш ледяной замок под полевой госпиталь, не знавший, где укрыться, и разместивший здесь, в мрачных залах, раненых, прибывавших из сектора у Бастони. Мы отошли на три километра оттуда, в одну богатую деревню под названием Лимерле. Теоретически я должен был бы взять в руки административную реорганизацию этих районов. Главнокомандующий военными операциями маршал Модель только что официально, письменно передал мне полную политическую власть на бельгийской территории, отвоеванной у союзников.

Но повсюду все представители гражданских властей сбежали, кюре сделали то же самое. Терроризированные англо-американскими бомбежками семьи с начала января выживали как могли, чаще всего зарывшись вглубь подвалов. Не время было лезть с декретами и реформировать Конституцию!

Я ограничился тем, что дал жителям Лимерле и Штайнбаха молитвенное утешение: наш полковой священник СС из аббатства Святого Траписта Форж-ле-Шиме Р. П. Штокман сопровождал нас. Невзирая на самолеты врага, колокольни деревенских церквей отзвонили, чтобы созвать гражданских и солдат в лоно любви, к Божьему алтарю мира и милосердия.

* * *

Я послал по всем направлениям связных, чтобы получить сведения о ситуации в коммунах, освободить заключенных товарищей, собрать коллегии журнала «Монитор» и газет.

Рассказы наших освобожденных товарищей леденили кровь. Они описывали нам дикое обращение, которому подвергались по всей Бельгии тысячи мужчин и женщин, заключенных в ужасных условиях. Их унижали, пытали, оскорбляли, над ними издевались, даже убивали, потому что они исповедовали идеи, отличные от тех, что были в сентябре 1944 года.

Газеты Брюсселя, Льежа, Арлона, которые приносили нам наши эмиссары, представляли собой исключительно ненавистнические и яростные воззвания к животным инстинктам толпы. Они кормили своих читателей бесконечными списками наших славных парней, заключенных в камеры политических победителей за то, что когда-то разделяли наши взгляды или подписывались на наши газеты. Толпами, приблизительно в сто тысяч человек, их бросили в тюрьмы, в казармы, подвергая насилию бешеных надсмотрщиков. Около полумиллиона бельгийцев было вытеснены, изгнаны из своей нации.

Самое волнительное зрелище мы увидели, когда прибыли человек пятнадцать детей, убежавших из исправительной тюрьмы города Сент-Юбер. Этот исправительный дом для преступников и малолетних ущербных имел мрачную репутацию в Арденнах. Тем не менее туда по безумию и наглости заперли некоторое число детей из семей рексистов. Отцы и матери были брошены в тюрьмы, детей вырвали из семейной среды и относились к ним как к умственно отсталым, смешав их с ненормальными малолетками, снедаемыми самыми худшими пороками!

Преступлением, за которое грозил срок или смерть, стал не только факт наличия идей, отличных от воззрений властей предержащих. Даже девушек и женщин толпами сажали в тюрьмы, стригли наголо, грубо обращались с ними, часто насиловали; матерей многодетных семей отрывали от их детей и варварски бросали в камеры; стариков бросали в камеры за преступления родственников, и они погибали от нищеты и боли; малыши платили за все самым беззаконным образом!

Вымещали злобу на семьях, старались измазать, коррумпировать и отдать порокам детей, ничего не знавших о политике! Все это, разумеется, во имя Права и Цивилизации!

Мы могли бы ответить за это позорное обращение с людьми и отомстить за эти преступления. Мы клянемся перед Богом: мы были над властью, выше злобы и ярости. Хотя возмущение переворачивало наши души, мы не пролили ни капли крови за те недели. Все то, что авторы брошюрок, эти журналюги, смогли рассказать с тех пор о якобы имевших место экзекуциях, совершенных нами в бельгийских Арденнах или с нашего согласия, — все это либо полицейский заговор, или самая отвратительная клевета. Мы были свидетелями страданий наших соотечественников, сотрясаемых бомбардировками и окруженных со всех сторон военными действиями, боями. Мы не могли добавлять еще несчастья.

Мы также знали, что ничего нельзя построить из мести. Мы хотели примирить различные страты нашего народа, смирить ярость, вместо того чтобы продолжать ее кровавыми репрессиями. Ни один из нас не нарушил этих братских обязательств.

Однажды утром…

В конце декабря 1944 года главным для немцев было отрезать, быстро зажать и сломить военный потенциал союзников на Западном фронте. Это сражение на уничтожение через неделю стало нереальным для немецкого командования.