Конечно, я получал подкрепления. В Дерпте, где известие о событиях возымело эффект виктории номер один, штаб спешно собирал все, что могло носить униформу, и бросал на рижскую дорогу в моем направлении. Я унаследовал апокалипсическую коллекцию хворых старичков-майоров, капитанов-каптенармусов, смотрителей казармы, конвоиров, тюремщиков, — как говорится, получил рис-хлеб-соль. Униформа трещала у них на животах и спинах, они потели со своим снаряжением, были в изнеможении, если проходили пешком восемь километров.
Вокруг них двигалась толкотня очкастых писарей и дорожных регулировщиков. Впрочем, все они были довольно смелые и вели себя достойно, просили только дать выполнить им свой долг.
Но, несмотря на это, я не знал, как эти специалисты письменных столов смогут остановить шесть танков, рычащих впереди, напротив нас. Я немного прикрыл фланги этими новобранцами. Я посылал их занять самые отдаленные линии, чтобы избежать окружения пехотой Советов.
Я дергал генерала Вагнера по телефону:
— Танков и «Юнкерсов», ради Бога!
— Делаем все, чтобы помочь вам. Но нужно время! Держитесь! Держитесь! — с криком отвечал он мне.
Конечно, мы продержимся! Когда улетят последние двенадцать снарядов, что тогда будет?
Была половина первого. Вот уже пять часов стоял я на бруствере, ходил вдоль и поперек, подбадривая добрым словом моих немцев и эстонцев. Я вглядывался в направлении нескольких ферм в долине. Красные, наверное, успели уже заметить за час, что мы не так уж сильны.
Один советский танк вышел из-за первой фермы, нагруженный двумя десятками пехотинцев. Пять других танков двинулись следом. Я успел еще крикнуть в телефон генералу Вагнеру:
— Они здесь!
На полной скорости они прошли мост, взобрались по склону. В тридцати метрах от нас пехота спрыгнула на землю. Это была финальная атака!
Ничего больше не оставалось, как расстрелять наш оставшийся боезапас и погибнуть. В момент, когда рвались мои последние снаряды, небо сотряс мощный рокот: появились «Юнкерсы»! Сорок, сорок пикирующих бомбардировщиков с воем неслись к земле. Все взлетало на воздух! Даже нас отбросило в разные стороны, так как танки неприятеля были рядом, а «Юнкерсы» лупили по куче как демоны! Три русских танка горели, другие развернулись и ретировались к лесу. Те из наших пулеметов, что уцелели в этой буре, косили отступавшую советскую пехоту. Мы кричали как бешеные! Мы выиграли бой!
В свою очередь подтянулись и огромные немецкие танки. К вечеру цвет штабного командования в полном составе был на передовой. Один немецкий полковник подошел поднять меня. Я влез в свою машину, так как был вызван на КП генерала Вагнера. Днем действительно было жарковато. До самых верхних командных эшелонов генералы следили, затаив дыхание, за нашей дуэлью, от которой зависела судьба Дерпта, Эмбаха и косвенно, рикошетом — Эстонии.
В полночь телеграмма из Главного штаба сообщила мне, что фюрер наградил меня Дубовыми листьями.
Вот так закончилась маленькая прогулка в Лемнасте, на большой дороге из Эстонии в Латвию, 23 августа 1944 года.
Эмбах
Что же стало с нашими двумя пушками и взводом валлонцев в заварухе под Ныо? Мы считали эти пушки и наших ребят потерянными. Один-единственный, кто уцелел, добрался до нас у плотины в Лемнасте. Он выжил в страшной рукопашной.
Однако наши люди не позволили взять себя легко. У них были хорошие пулеметы, и они отчаянно воспользовались пушками, стреляя прямой наводкой, в упор. Лейтенант Жиллис, командовавший ими, сообщил мне на рассвете 24-го, что его люди и пушки пробили окружение Советов и находились на позициях перед рекой Эмбах на западе от Дерпта.
Они гордились своим подвигом, и только и ждали случая, чтобы повторить его. Они быстро получили такую возможность. В четыре часа дня десять советских танков самого большого тоннажа двинулись в их направлении. Эти танки были очень тяжело уязвимыми. Жиллис, старый лис на русском фронте, подпустил их до двадцати метров. Его пушки были хорошо замаскированы. Русские уже считали себя хозяевами переправы через Эмбах. Когда они были прямо нос к носу, дуло в дуло, три наших орудия открыли огонь. Это был яростный бой. Русские танки разнесли своей стрельбой наши боевые группы, одна из наших пушек была уничтожена. Затем вместе с разорванными трупами наших людей взлетела на воздух вторая. Лейтенант Жиллис получил сильнейший ожог, но он еще продолжал реветь боевые приказы. Уцелевшие солдаты, вцепившись в последнюю пушку, яростно отстреливались, полные решимости дорого продать свои жизни.
Танки не любят затягивающиеся дуэли с орудиями. Два из них загорелись. Это была большая потеря для врага. Другие танки вышли из боя и отошли западнее. У нас оставалась только одна пушка. Большинство прислуги лежало на земле убитыми или ранеными. Но честь была невредима, советские танки не победили нас!
Когда через несколько месяцев Жиллис вернулся из госпиталя, с большими черными очками на глазах, на шее у него был шарф Риттеркройца, которым его наградил Гитлер за подвиги.