Любимая учительница

— Давай тогда, заедем к тебе за вещами и ко мне. И мне спокойней будет, а то переживать за тебя буду.

— Спасибо вам, спасибо!

Ну вот, опять обнимашки…

Тварь ты циничная, Таня.

Понимание, что я правильно поступила, пришло, когда мы с Катей гордо проходили мимо обалдевших от такого парней. Спину мне очень долго жгли жадные разочарованные взгляды, затем раздался приглушенный мат, хлопнули дверцы машины.

Мы дошли до общежития, действительно, рукой подать, и Катя ощутимо вздрогнула.

Потому что я, для разнообразия, оказалась права.

И Алиев, мелкая сволочь, таки сидел возле общажного подъезда, в окружении однокурсников, а, преимущественно, однокурсниц, и громко над чем-то ржал.

Правда, умолк, когда увидел Катю в моем церберском сопровождении. Нахмурился, оглядел нас и презрительно цыкнул сквозь зубы. Что-то сказал девчонкам, крутящимся возле него, кивнув на нас, те захихикали.

Катя умоляюще посмотрела на меня, и я, вздохнув, качнула головой:

— Пойдем, я тоже поднимусь…

И, как выяснилось, опять правильно сделала, не оставшись ждать свою студентку возле подъезда!

Потому что, оглянувшись грозно на опять что-то съязвившего Алиева, увидела остановившийся недалеко приметный джип.

Дрогнула, не испуганно, а возбужденно, словно током дернуло. Сердце стукнуло одноразово в грудь, но так, что, как на асфальт не выпало — непонятно.

А затем опять разозлилась на непонятливых и настырных парней!

Их наглость уже за все пределы выходила!

Это что же получается, они за нами медленным ходом всю дорогу ехали?

Заразы!

Ну вот что делать?

Ну не готова я с ними разговаривать сейчас! Ну нет у меня на это никаких моральных сил!

А они, поганцы, измором же берут! Приступом!

Ничего не боятся, ничего не стесняются!

Как в девяностые, которые я, конечно, застала, и даже в немного помнила, когда старшие девчонки рассказывали ужасы нашего городка.

Когда идешь, такая, никого не трогаешь…

А за тобой на расстоянии метра тащится джип тонированный, полный бандитов.

И они сначала вежливо разговаривают, типа клеют. Приглашают.

А потом, если упираешься козой-дерезой, счастья своего не понимаешь, то выходят и просто на глазах у всех в машину засовывают.

И дальше уже как повезет.

В основном, не везло. Ладно, если живой отпустят и относительно неполоманной.

А были и очень страшные истории.

Но это же когда было! Это же уже даже в провинции не происходит!

А уже тем более здесь, в столице!

Какой-то параллельный мир, честное слово.

В комнатке Катя быстренько собрала все необходимое, и мы, выдохнув, вышли на улицу.

Прошли мимо замолчавшей компании на лавочке, мимо замершей таинственной глыбой здоровенной машины, будившей во мне самые неприличные и горячие воспоминания, спустились в метро.

Час пик уже прошел, но народу было много. Выдохнули мы только в вагоне.

И то мне все время казалось, что на меня смотрят.

Я вытягивала шею, как стаус, ерзала, но ничего не увидела.

В итоге пришла к выводу, что просто нервы шалят, и это ожидаемо. Вообще, с такими бешеными событиями, стремительностью сменяющихся в моей жизни картин, немудрено, если б нервный тик заработала. Вот не удивилась бы нисколько.

В квартире, отправив Катю на кухню, я набрала Юрику.

Мне просто необходимо было услышать его голос, обрести хоть чуть-чуть равновесия. Юрик был моей константой, моей опорой.

И сейчас я злилась не только на себя, за слабость, глупость и внезапно обнаружившуюся похотливость, но и на него, огульно обвиняя в том, что его, засранца, не было рядом, когда я так в нем нуждалась!

Вот спас же он меня тогда, когда Давид, заморочив голову и полностью отключив своими невозможными поцелуями мозг, практически уже уволок в темный уголок. Паучара…

Тут я немного отвлеклась, почему-то с удовольствием вспоминая, как он целовал меня, там, в кустах роз, как сжимал, что говорил, как пахло от него одуряюще, и как голова моя летела, безумная и легкая.

Это даже яснее помнилось и острее, чем первый наш жаркий секс, превратившийся просто в сполох дикого огня, который и вспоминать больно и сладко, и забыть совершенно нереально.

Тут мои мечтания прервал Юркин голос, до которого я все же дозвонилась.

— Таня, Таня, чего молчишь? Алло! Таня!!!

Вот черт! Он, оказывается, уже давно ответил, а я тут замечталась о всяком-разном…

— Да, Юр!

— О, наконец-то! А то я уже переживать начал, думаю, вдруг что-то случилось. Звонишь и не отвечаешь…

Да переживательный ты мой…

— Просто волнуюсь, как ты там… Домой скоро?

— Да тут, понимаешь…

Ну вот! Так я и знала! Вот чуяло мое сердце, что не просто он там симпозиумничает!

А очень даже сильно!

— Юра! Только не говори мне…

— Тань! Ну ты же меня знаешь! Я люблю только тебя!

Господи, вот шут…

— Ты когда приедешь?

— Через три дня.

— Черт…

— Тань, что? — голос Юрки тут же потерял игривый настрой, стал серьезным и внимательным, — что-то случилось? Мне сейчас приехать? Что-то с тобой? Ты заболела? Или на работе? Говори давай!

Черт… Вот как ему скажешь?