Любимая девочка Севера

От боли он отдергивает руки. Толкаю его ладонями в грудь. Он по инерции делает три шага от меня. На адреналине действую очень быстро. Буквально за две секунды, пока родитель не пришел в себя от моей наглой выходки, поднимаю один костыль и перемещаюсь к Эле.

Малышка тяжело дышит, щечка красная, зрачки расширенные, а мне плевать на всех. Обнимаю ее, прижимаю к себе.

— Я здесь, здесь, — шепчу в волосы, слушая первые всхлипы. — Тише, — глажу ее по спине. — Не смейте бить ее! — повернув голову, ору на Нику.

— Отойди от сестры, — требует отец, за что в ответ тут же получает средний палец.

Я только крепче прижимаю к себе Элю, чтобы не отобрали и не напугали снова. Обещал ведь, что все возьму на себя. Я возьму, лишь бы ее не трогали, лишь бы она не плакала. Но Шерро у меня сильная девочка, она давится всхлипами и старается взять себя в руки. Ей больно и обидно. Знаю. Получить по морде от своих всегда неприятно, но это наша реальность. И ладно я, пацан. В морду можно дать мне, я переживу, но бить девочку! А тем более мою!

Чувствую, как от злости у меня раздуваются ноздри. Все мышцы напряжены, тело в боевой готовности. Оно само правильно реагирует на опасность. Это рефлексы. В сотый раз спасибо за них тренеру.

— Я тебе палец сломаю, — раздается у меня над ухом. — Отойди от Этель, ее никто не тронет.

Быстро целую Элю в макушку, опять ставлю себе за спину, разворачиваясь лицом к отцу. Он немного остыл.

— Дядя Паша, пожалуйста, — Эля выходит из укрытия и встает рядом со мной. — Мы на кладбище у папы были. Артем памятник ему поставил. Я бы никогда не смогла, а он сделал. Простите, что заставили вас волноваться, — смело смотрит ему в глаза.

Отца еще немного отпускает.

— Надо было оставить тебя там, раз ты и правда так страдаешь по своему папаше! Посмотрела бы я, как быстро ты сдохнешь от голода! — бьет ее словами мать.

— Ника! — рявкает отец. — Уйди в машину! Артем, — переключается на меня. — Ты вообще башкой думаешь хоть иногда? — давит родитель. — Эгоистичный засранец! Бабушка пьет успокоительные. Нике вообще нервничать нельзя! Я отправлю тебя сначала в клинику, чтобы починили твою ногу, а потом в самую изолированную школу, откуда ты пойдешь в армию вместо Английского университета! Я предупреждал тебя, сын, — отец отпускает меня и делает пару шагов назад. — Тебя тоже обязательно накажу, — обращается к Эле. — Твоя мать ждет ребенка, а ты треплешь ей нервы. Не ожидал…

— Ребенка?! — мы синхронно округляем глаза.

— Вы бы узнали, если бы не сбежали из дома. В машину, пока я тебя не прибил! — снова рявкает на меня. — И карту твою я блокирую. Все! Бабушка была права, я слишком многое тебе позволил. Ты совсем перестал видеть границы. Девочки, алкоголь, угон машины, драки, полиция, побег из дома! Не слишком ли?! Да у меня за всю жизнь столько баб не было, сколько ты в своем возрасте пере… — глотает слова, — …брал!

Ай, блин… Зачем он об этом при ней? Черт! Черт! Черт! Перевожу быстрый взгляд на Элю, она возмущенно приподнимает аккуратную бровь.

— Ну дети же должны превосходить своих родителей, — заколачиваю еще один гвоздь в крышку своего гроба. Ищу руку Этель, ловлю, сжимаю, обещая как-то это все объяснить потом. — К тому же передо мной всегда был отличный пример, так что не прибедняйся.

Да, блин! Я не простил ему маму! Не простил…

— Артем… — отец устало качает головой, больше не повышая голос. — Идите в машину, — просит севшим голосом. Сам подает мне второй костыль.

Садимся с Элей на заднее. Она к одному окну, я к другому. Мне не нравится возникшее между нами расстояние. Понимаю, разговор был совсем не для ее ушек, но, по сути, ничего нового она не узнала.

Смотрю, как отец, нервно расхаживая взад-вперед, курит уже вторую сигарету. Ника молчит, тоже наблюдая за ним. Пользуясь моментом, скольжу рукой по сиденью, прикасаюсь к Элиной. Вздрагивает и старается спрятать от меня пальчики.

— Не надо, — прошу едва слышно. — Мы потом поговорим об этом, ладно?

Отец садится за руль, Этель отворачивается к окну и до самого дома больше не смотрит на меня. Спасибо, папа!

Доезжаем до дома. Бабушка встречает нас молча. Она осматривает меня, сводную и уходит. Это я тоже переживу, а вот молчаливую Этель нет. И наши комнаты сейчас на разных этажах. Я, конечно, натренировался за два дня, но ходить по лестнице несколько раз в день пока не могу.

Эля снова прикладывает ладошку к красной горящей щеке. Хочется поцеловать ее туда и сказать, что все будет хорошо. Объяснить, почему отец не услышал ее. Он просто не хочет принимать, что я могу сделать что-то хорошее.

Нет, я не ради его одобрения это сделал, но просто сам факт задевает. Отец вспомнил всю ту дичь, что мы творим, выбираясь из-под родительского присмотра, но не замечает и других поступков.