Читаем Любимая полностью

- Узнаешь резец Фидия?.. Да, юноша, он здесь тоже частый гость. Весь цвет Афин посещает дом Аспасии!.. Думаю, и тебе не увернуться тут от стрелы Эрота.

Забытый всеми Критон доедал грушу. Но, услыхав слова Софокла, не удержался от восклицания:

- А я уже сражен стрелою!

- А, это ты, Критон! - искренне обрадовалась ему Аспасия. - Так поднимайся скорей наверх, твоя Феодата ждет тебя с нетерпением.

Возликовав, молодой аристократ, как мальчишка, бегом пустился по лестнице, чем вызвал озорной смех Софокла, так не похожего на свои мрачные трагедии. Впрочем, вскоре этот картавый великан простился и оставил Сократа наедине с Аспасией.

"Развяжи мне уста, Аполлон! - молил мысленно юноша. - Подскажи мне, гений мой, демон ли, с чего начать разговор!!"

Но не шел на выручку всегдашний покровитель Аполлон, молчал и внутренний голос, помогла Аспасия.

- Уж так у меня заведено, Сократ, - сказала она, что с новым гостем сперва знакомлюсь я. Садись рядом со мной и расскажи о себе. Я охотно верю Софоклу, потому и хочу как можно больше узнать о тебе.

Будущий эфеб глянул на нее благодарно и от восторга не мог несколько мгновений вымолвить ни слова, потрясенный неповторимой красотой Аспасии.

Будто сошедшая с Олимпа Афродита предстала перед ним: волосы Аспасии вились кольцами наподобие золотого руна, возвращенного из Колхиды славными аргонавтами, они были собраны и уложены так, что казались в то же время свободными, летящими: высокий лоб, ясный, как безоблачное небо в полдень, очерчивался понизу тонкими и четкими дугами насурмленных бровей, а под ними, как два светлых родника и - одновременно - как два бездонных омута, исходили сиянием голубизны широко распахнутые глаза; нос, так часто подводящий даже признанных красавиц, был настолько прям и непогрешим, что казался творением искуснейшего скульптора, помешанного на поисках идеала, а нежная ложбинка над верхней губой тоже легко могла стать причиной множества помешательств, но главное чудо - улыбка ярких и влажных, слегка полноватых губ: такой была она, что потрясенному Сократу непреодолимо захотелось вскинуть руку и молитвенными словами приветствовать ее, эту лучезарную улыбку, как приветствовал он ежеутренне восходящее солнце, ибо в ней разом были и свет, и нежность, и робость, и сила, и тайна... Все в Аспасии было как бы гармоничным, великолепным дополнением к этой улыбке.

Недавно, рядом с огромным Софоклом, она показалась юному ваятелю хрупкой и невысокой, но на самом деле вовсе не малый рост и (на два, сложенных вместе, пальца была она выше Сократа) усиливал впечатление величественности, исходившее от нее, по при этом во всей ее стройной фигуре была столь удивительная легкость, что чуть ли не каждый, пожалуй, чувствовал в себе внезапное желание подхватить ее на руки и закружить так, чтобы размазались очертания всех предметов, чтобы напрочь стерлась реальность, чтобы поверилось в счастье...

Под тонким бледно-фиолетовым складчатым пеплосом из самой дорогой милетской ткани смутно угадывались очертания ее гибкого, но не хрупкого вовсе тела, а застегнутая малахитовой брошью на груди накидка из темно-фиолетового индийского шелка скрывала те заветные прелести, которые так высоко и дерзко приподняли ее...

Сердце Сократа забилось вдруг в его пересохшем горле, и когда в ответ на слова Аспасии сумел он хоть что-то вымолвить наконец, первым словом его было божественное имя: "Афродита!.."

- Она и есть главная хозяйка этого дома, сказала с улыбкой Аспасия, - я всего лишь послушная служанка Ее.

- Нет, нет! - замотал лобастой головой Сократ. Афродита в тебе!.. Я хочу изваять ее с тебя и поставить эту статую здесь, рядом с беломраморным сыном ее, грозящим мне стрелой!..

Сказав это, неробкий юноша устрашился дерзости своей, но Аспасия рассмеялась весело и совсем молодо, усадила Сократа в кресло с высокой гнутой спинкой, сама села подле на расшитую золотой нитью подушку.

- Изваять меня еще, быть может, успеешь... А теперь рассказывай! Твой отец был тоже ваятелем?

- Он и сейчас крепко держит в руке резец, уточнил едва преодолевающий смятение гость. - До Фидия ему, конечно, далеко, но и под его ударами рождаются красота и величие...

Рассказывая об отце, о том, как после получения нового заказа становится тот на колени перед необработанным, недавно привезенным камнем и говорит с ним, будто с человеком, просит указать ему, что лишнее он должен отсечь и выбрать резцом, чтобы вызволить спрятанную в камне гармонию, рассказывая о самых удавшихся его изваяниях, вдруг ощутил Сократ, что сковывавшая прежде робость покинула его. Аспасия слушала с таким живым интересом, что, казалось, вбирает слова его не только маленькими, закрывшимися в золотое руно ушами, но и широко распахнутыми глазами, чуть приоткрытым улыбчивым ртом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза