Пробираясь сквозь толпу людей, Лорел шла к метро и вспоминала тот день. Она сидела на траве напротив Хинд-Холла, а Джес стоял над ней, как разъяренный пророк из Ветхого завета, он весь кипел от злости. Убийца мирных жителей деревни Май Лай был оправдан. Правительство дерьма. Казалось, он готов был разнести весь Вашингтон на части.
– Джес. – Она дернула за край майки, торчавший из его брезентовых брюк. Из-под коротких рукавов черной майки были видны его мускулистые смуглые руки.
– Он ведь просто мясник, животное! – выкрикивал Джес, не слушая ее. – Конечна он не сам это делал, но командовал-то Медина, и рядовые слушались его. Кол-лей тоже, конечна виноват, но его используют как козла отпущения. Это невероятное дело.
– Джес, – сказала она, – вся эта война не имеет никакого смысла. Не надо так волноваться.
Он пристально посмотрел на нее и вытянул руки по швам так резко, как будто она повисла на них:
– Нельзя просто сидеть, ждать и ничего не делать.
– Конечно. Но, Джес, иногда надо подумать и о себе тоже. Когда мы в последний раз говорили о чем-нибудь еще, кроме изменения системы?
Он бросил на нее грозный взгляд, который, казалось, говорил: «А что еще имеет значение?»
Затем так, как будто он вдруг понял, что она права, он опустился на траву рядом с ней. Он сел, раздвинув ноги так, что ее тело оказалось между ними, и улыбнулся ей своей ленивой улыбкой, чуть прикрыв веки. Эта его улыбка когда-то обезоруживала, но сейчас она никак не трогала ее. За это лето, в течение которого они почти не виделись, она стала смотреть на него совсем другими глазами. Он казался ей более инфантильным, чем раньше, и он был сейчас похож на ребенка, у которого все вызывает чувство противоречия. Кроме того, за эти три месяца он ни разу не написал ей, не позвонил.
– Эй, Дыня, – сказал он и, протянув руку, взял прядь ее волос и начал накручивать на длинный загорелый палец. – Возможно, ты права… возможно, я должен иногда отвлекаться. Давай пойдем ко мне… а потом мы можем поговорить обо всем, о чем ты хочешь.
Наступил подходящий момент. Он спокойно сидел с ней рядом, и она уже хотела сказать ему обо всем. Но тут из Библиотеки Карнеги вышла группа его дружков. Они, свистя и размахивая руками, подошли к ним. Джес спросил их, слышали ли они о Медине, и они начали ругать Никсона, стараясь перекричать друг друга. Лорел встала и ушла, она была уверена, что никто даже не заметил этого.
С тех пор как она перестала ходить в школу, Джес позвонил ей только однажды и сказал, что собирается в город и мог бы зайти к ней. Но она отказалась с ним встречаться. Это не имело никакого смысла. Он ничем не мог ей помочь. Ей ничего от него не было нужно. И она не имела ни малейшего желания выходить за него замуж.
Боже, почему это не Джо? Если бы Джо был отцом ребенка, то для нее не имело бы значения, любит ли он ее. Потому что, если бы у нее было хотя бы полшанса, она бы сделала все, чтобы он полюбил ее. И, возможно, в последнее время это уже не было столь невероятным. Она стала замечать, что он смотрит на нее как-то иначе, как будто видит ее в другом свете, и, возможно, представляет себе, что было бы, если бы они были вместе. И каждый раз, когда она видела это выражение его лица, ей казалось, что это был еще один стежок в той тонкой паутине надежды, которую она втайне плела.
Доехав до станции Бродвей-Лафайетт, Лорел сурово напомнила себе, что это не был ребенок Джо. А она к завтрашнему дню должна решить, что делать.
«Не думай об этом, – сказала она себе. – Еще есть время. Тебе не надо принимать решение сию же секунду».
Приехав домой, Лорел удивилась, когда увидела, что Энни сидит за кухонным столом, склонившись над кипой бумаг, напоминающих расчеты подрядчика. Одним локтем она опиралась на стол, рядом стояла большая чашка кофе, а ее коротко стриженные волосы сбились в ту сторону лица которую она поддерживала ладонью. На ней был оранжевый свитер с рисунком, рукава которого были засучены до локтя, и желтовато-коричневые вельветовые брюки в широкий рубчик. Она взглянула на Лорел, затем вся сжалась, и задумчивое выражение ее лица сменилось жестким. Эта перемена была настолько быстрой и почти неуловимой, что только Лорел, знавшая свою сестру лучше всех остальных, могла заметить это. Увидев этот взгляд, она почувствовала, как внутри у нее тоже все сжалось.
«Она все еще не простила меня. Да и почему она должна меня прощать?»
Она знала что Энни любила Джо так же сильно, как раньше. Так как же она могла бы ее простить?!
Но была ли она на самом деле виновата в том, что произошло? Она бы сказала Энни о Джесе… но Энни с ее обычным прямолинейным подходом побежала прямо вниз, чтобы все высказать Джо… не дав ни ей, ни даже ему возможности все объяснить. Да, ей было стыдно, она чувствовала себя виноватой, но была ли ее вина в том, что Джо и Энни едва разговаривали сейчас, спустя уже три месяца с того дня?
Возможно, думала она, так и должно было случиться. Даже если бы она не забеременела, возможно, у Джо и Энни все равно ничего не получилось бы.