Единственное что мне нужно было сделать — это отступиться. Отпустить тебя. И сейчас, нет завтра, я сделаю это. Просто отпущу. Расскажу правду. Ты возненавидишь меня. И мне станет легче. Я привыкну к миру без тебя. И снова буду смотреть на всех, снова увижу этот мир. Я верну себе себя.
Завтра.
— Я люблю тебя, — последнее, что я говорю «сегодня» и, обнимая свою принцессу, засыпаю.
Ничего. Я ничего не рассказываю ей, ничего не меняется. Вчерашняя ссора, если ее так можно назвать, забыта.
С одной стороны я понимаю, почему мне нужно всё ей рассказать. А с другой… с другой стороны я вижу её утром, взлохмаченные волосы и улыбка на губах. Она счастливо смотрит на меня и не подозревает о том, что у меня творится в мыслях.
Правда, всё отходит на второй план, когда утром мы занимаемся сексом. И днем снова.
День за днем я повторял себе это мифическое «завтра» и ничего не происходило. Завтра никогда не наступает.
И я не могу сказать, что это огорчает меня.
В какой момент я должен ей всё рассказать обо мне и Саске? Перед поцелуем или после? Перед сексом или после? Когда всё хорошо? Или когда всё дерьмово?
Тысячу. Столько раз я говорил себе, что я взрослый и отмазки не действуют.
Две тысячи. Столько раз я говорил себе, что устал и забивал на всё, наслаждаясь этой женщиной.
Это походило на самоубийство и воскрешение. Я съедал себя тем, что моё место не здесь, точнее это не моё место. Затем я слал всё к чертям. Я видел ее улыбку, перед смертью. И чувствовал поцелуй, оживая.
Мне нужно ей всё рассказать. Сейчас.
Я посмотрел на нее, запоминая ее всю. В последний раз.
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
Она поднимает глаза на меня в беспокойстве. Ведь я никогда не заводил серьёзных разговоров.
— Что-то серьёзное?
Хотел бы я сказать «нет». Стереть эту хмурость. Поцеловать. Взять тебя на этом столе, а потом не выпускать из кровати, оповещая соседей твоими стонами, чем мы занимаемся.
— Да.
Я вдыхаю и выдыхаю, заставляя ее нервничать и отложить вилку. Одетая только в мою футболку, она выглядела крайне не для разговоров.
— Малышка. В тот день, когда мои родители погибли, — сглатываю, — в тот день, когда их убили. Я должен был…
Но она перебивает, бесцеремонно и в нетерпении.
— Ты уже говорил это, Итачи. Мы уже сошлись в том, что ты не виноват. Ты не знал.
Я кладу ладонь ей на рот.
— Тшш. Выслушай. Хорошо?
Она кивает. Моя принцесса.
— Я должен был встретить их и доставить домой. Я. И никто другой. Семья дороже всех. Я облажался. По крупному, мой отец в коме, мать мертва, а брат и не брат мне, в общем.
Моя малышка снова перебивает меня.
— Их нашли, Итачи, — люблю своё имя в ее губах. — Они мертвы, пожар, помнишь?
Киваю. Помню. Ага, пожар. Еще одна ложь, о которой я ни в коем случае не расскажу ей. Потому, что в ее глазах я готов быть всем кем угодно, но не жестоким убийцей.
— Я предал семью, малышка. Я любил её всем сердцем. Но тогда появился кое-кто, кого я полюбил сильнее, хотя и не должен был.
Она замерла, мне казалось, что он и не дышит.
— Я влюбился как подросток, — усмехнувшись, подметил: — как мой брат. Мне даже казалось, что сильнее. И сейчас кажется. Настолько я люблю тебя принцесса. Но…
— Итачи, — ее голос дрогнул, а на глазах появились слезы.
— Я был настолько очарован тобой, что, впервые позволил натворить глупостей, — сделал паузу. — В смысле, в тот день я угробил слишком многих, принцесса. Маму и отца, — я снова вдохнул и всё-таки произнес, сковывающим горлом: — тебя и Саске.
Она снова хотела возразить, но я жестом указал ей помолчать. Я улыбнулся, видя, как она нехотя повиновалась.
Как здесь не поддаться очарованию? Она была идеальной: от горячего тела до прелестных повадок.
— Во-первых, я остался дома.
Одна из главных ошибок. Мне хотелось смотреть на нее часами. Мне хотелось злить и заставлять ревновать Саске днями. Но в реальности, сколько бы он не ревновал, она всё равно его. Была.
— Во-вторых, я поцеловал тебя.
Утраченный контроль я бы и смог вернуть, но не после того как поцеловал ее. Не после того как мечта стала реальностью. Не после того как я узнал это с ней, а не с клонами шлюх. Не после того как она ответила.
Я взял ее за руку, желая почувствовать тепло в последний раз. Она не двигалась.
— В-третьих, я солгал Саске, — вдох, — и тебе. Я понятия не имею, чем руководствовался, но тогда… я сказал ему, что ты моя, была моей уже долгое время. И его ревность не беспочвенная.
Вышло мягче. Наши крики были слышны отовсюду. Он между делом спросил, почему я приехал на час позже. Я ответил, что не мог насытиться Ричи. Обозленный и понимающий мои предыдущие намеки к ней, он припечатал меня к стене, вырос засранец. Слово за слово и у меня уже была готовая история о том, что мы трахались месяцами за его спиной. Каждый получил по паре ударов, прежде чем нас разняла охрана.
Она замерла. Она плакала. Уже вряд ли от счастья. И я боялся ее утешить. Я боялся быть отвергнутым. Меня радовало только то, что ее рука все еще находилась в моей.
В моих мечтах она говорила, что-то на подобии: