Люби меня (СИ)

Я с трудом поспеваю за его широкими и быстрыми шагами. Когда переступаем порог, кажется, что запыхаюсь. Дыхание ведь успевает сбиться, а сердце сильно-сильно стучит.

Минуя гостиную, пролетаем коридор.

– Саша… – осмеливаюсь окликнуть.

Но он словно не слышит. Когда дергаюсь, лишь крепче сжимает мою вспотевшую ладонь.

Короткая передышка у светлой массивной двери. Резкий стук. Толчок внутрь.

– Привет, мам.

Сидящая за письменным столом женщина поднимает голову, и я растворяюсь в моменте. Моя прошлая жизнь, безусловно, то еще дерьмо… Однако этот миг бьет по накалу негативных эмоций практически все.

Резко давлю на тормоза, чтобы заставить этот мир остановиться и не дать мне разбиться. Каменею, словно статуя. Даже кислород в груди стынет. Но… Это не спасает. Под вспыхнувшую кожу входят миллионы иголок. Кажется, они добираются до самого сердца.

Одним взглядом меня сминают, словно мусор, и отправляют в урну.

– Знакомься, мам, – слышу в голосе Саши улыбку. Пока я пытаюсь возобновить дыхательную функцию, чтобы выжить, он, очевидно, развлекается. – Это Соня.

– Так… – женщина поднимается, демонстрируя не только ощутимую и разрушительную силу духа, но и физическую крепость тела. Ростом она едва ли уступает своему высокому сыну. Да и в чертах ее лица можно увидеть его брови, глаза, нос, губы… Это не смягчает моего впечатления и не вызывает симпатию, как я ни стараюсь. Она улыбается Саше, но теплоты эта гримаса не дарит. – И кто у нас Соня?

Едва держусь на ногах, пока он обращает свой взгляд на меня.

– Соня – моя девушка.

– Александр, – выдыхает женщина без особого нажима, но при этом столько эмоций умудряется передать.

Звучит, словно «Мы так не договаривались». И взгляд, обращенный на сына, это подкрепляет.

– Мы будем у бассейна, – сообщает Саша несколько резко.

Если перевести эту фразу в тон тому диалогу, который они ведут безмолвно, то это что-то вроде: «Это мое решение. И я его не поменяю. Смирись».

Вздрагиваю, когда железная леди возвращает взгляд обратно на меня.

– Проводи девушку в игровую и вернись ко мне на пару слов.

Она улыбается мне. Но опять-таки… К черту такие улыбки! Чувствую себя так, словно я вшивый котенок, которого ее несомненно любимый сын из прихоти приволок в дом. И этого котенка она скорее тайком утопит, чем позволит ему остаться.

Меня разбивает дрожь.

Натянуто улыбаюсь, но сказать ничего не осмеливаюсь. Молчу и по дороге к бассейну. Роскошь и красота больше не завораживают.

Голова кружится. Все тело слабнет, словно после изнурительной болезни. Сердце бахает. Мысли сбиваются. Дыхание то и дело обрывается.

Георгиев всего этого не замечает. Заводит меня в отдельный от особняка домик.

– У меня нет купальника, – шепчу, когда он уже идет к двери.

Он оборачивается. Смотрит на меня и… Видит, наконец. Не знаю, как это объяснить, но вместе с его взглядом ко мне идет какая-то энергия. Мне очень хочется нырнуть в нее с головой. Укрыться и согреться. Но я понимаю, что не имею на подобное никакого права.

– Я не против, если ты будешь голой, – бросает он.

И выходит.

5

Я видел сотни голых телок. Но эта другая.

Когда я возвращаюсь в чертов кабинет, застаю маму у окон, дающих обзор на бассейн и то самое шале, в котором я оставил Соню. У нее гордый, скорбный и одновременно решительный вид. Примерно так, вероятно, выглядит врач, которому предстоит отключить пациента от аппарата искусственной вентиляции легких. И похрен, что в нашей стране это запрещено законом. Для моей матери не существует законов, которые бы она не могла обойти. Прокурор в действии. И вся соль в том, что у этой гребаной работы действительно не существует границ.

– Как давно это длится? – голос матери сухой и ровный.

Никаких отличительных эмоций она не производит. Но, оборачиваясь, щедро накидывает их взглядом. Я типа должен захлебнуться стыдом и удавиться виной. Она ведь разочарована и огорчена! Что может быть хуже? Только меня, блядь, заебали все эти манипуляции. Я сыт по горло! На хрен.

– Хочешь понять, как ты это упустила? – едко ухмыляюсь.

Скопленная годами желчь сама собой лезет. Я не вижу берегов. В пизду!

– Красивая девочка, – в этом заключении нихуя положительного. Настолько цинично звучит, что меня вдруг подрывает резко заткнуть собственную мать. А этого, должен признать, не случалось никогда прежде, какой бы треш она, вмешиваясь в мою жизнь, ни творила. – Спишь только с ней?

Не то чтобы я хоть когда-то был скромником. Уверен, что мать с отцом с их долбоебучей слежкой в курсе большинства моих похождений. Всегда похрен было. Но конкретно в этот момент меня тошнит.

– Что за вопросы, мам? Тебе не кажется, что это не твое дело? – выталкиваю, не пытаясь приглушить пылающий все ярче гнев. – Ты не в суде. Остынь.

Мать на этот грубый посыл и бровью не ведет.

– Все, что касается моего сына, безусловно, мое дело. Важнее любого суда.

Заботится ли она обо мне? Несомненно. Только от этой удушающей заботы охота разнести, на хрен, весь тот порочный город, что они с отцом держат на контроле.