Люби меня

– Саша… – вижу, что потряс ее глубиной своих чувств. Подбирает слова, заставляя мое тело пылать. И это, конечно, не голый стыд. Страх, жадность и одуряющее желание поднять ее «люблю» до тех высот, которые рисую я. – Я понимаю, о чем ты говоришь… И я тоже очень хочу быть с тобой каждую секунду своей жизни… Я выйду за тебя замуж… Боже… Конечно, выйду!.. Боже… Что за ночь?! Я люблю тебя!

Нет, это не любовь. Это чистое безумие.

Потому что едва я слышу ее «да», у меня последний рубильник слетает. Счастье, которое топит грудь, столь велико, что ничего подобного в своей жизни я не помню. Даже из раннего детства, когда еще позволял себе чувствовать на полную.

Соня перекрыла для меня все. Одним махом всю мою прошлую жизнь стерла.

Я в моменте. Здесь и сейчас. Шалею от восторга.

– Значит… – выдаю на волне эйфории. – Сделаем эту ночь еще лучше? – облизывая губы, в горячке с трудом вглядываюсь ей в глаза. Не передумала ли она насчет секса? Как понять? – Могу я, пожалуйста, трахнуть тебя? По-настоящему?

Она отзывается тихим смущенным смехом.

– Можешь… Пожалуйста… Ты же мой настоящий… – каждое слово с придыханием.

О, блядь… Сводит меня с ума… Сводит.

Давно потерян. Но новые и новые грани безумия открываю регулярно.

Движимый невыразимой любовной похотью, буквально набрасываюсь на Соню. Когда мой рот сливается с ее, опьянение усиливается. Растет скачками по мере того, как много ее влаги я набираю и как много оставляю внутри нее.

Все дело в том, что у нас давно выработалась друг от друга зависимость. И каждый раз, когда мы целуемся, рецепторы реагируют на вкус этой зависимости быстрее и острее.

Уверен, что Соня чувствует не меньше. Она жадно вбирает мой язык. Сосет до болезненного покалывания. И я толкаюсь так же отчаянно. Не только языком. Но и пахом между ее бедер.

– Ты моя… Ты точно моя… Моя…

Сползая вниз, насасываю чувствительное местечко на шее. И рваной голодной цепочкой иду еще ниже. Задерживаюсь на груди. В этой части с Соней я обычно нетипично для себя осторожен. Всегда страшно сделать что-то неприятное или болезненное. Но сегодня особенно деликатен. Самому себе изменяю, когда покрываю чересчур нежными поцелуями Сонины сиськи, но она все равно вздрагивает и постанывает. Еще до того, как сжимаю губами одну из твердых вершин. Когда начинаю посасывать, взвизгивает. И прижимает мою голову ближе. С удовольствием уделяю ей столько внимания, сколько она просит.

Пока Соня самостоятельно, без какого-либо давления с моей стороны, не раскрывает бедра настолько широко, что колени на матрас ложатся.

Отрываюсь от разбухших сосков, чтобы отдышаться. С хрипами вбираю и выталкиваю воздух. Лениво, будто в самом деле пьяно, скольжу языком по Сониной шее. Страстно стискиваю ладонями ее тонкую талию. Толкаюсь ей в промежность членом. Катаюсь во влаге ее возбуждения. Дурею от наслаждения.

– Блядь… Ты такая мокрая… Мой член покрыт твоей смазкой…

Кроме того она стала нереально горячей. Почти обжигающей. А я ведь и сам непрестанно пылаю. Трясусь, как в лихорадке, когда терпение иссякает. Одной рукой устанавливаю опору для своего тела над Соней так, чтобы видеть ее лицо. Второй обхватываю и неосознанно стискиваю член.

– Все нормально? – выдыхаю приглушенно, заметив в ее глазах слезы.

– Да…

Нахожу вход в ее влагалище. Мягко толкаюсь внутрь. Со стоном роняю веки. Сука… Шляпу будто реально огнем охватывает. Едва я оказываюсь в поразительной тесноте Сониной орхидеи, на головке воспаляется столько микроскопических нервных окончаний, о существовании которых я, блядь, просто до этой ночи не подозревал. Их миллионы. На старте подыхаю от кайфа.

Сквозь все мое тело проходит поток обжигающего тока. И я замираю, не в силах понять, что сейчас вероятнее: обкончаться до прорыва через целку или, на хрен, вырубиться.

Но даже когда я прекращаю продвижение, меня нахлобучивает так яростно, что я и дышать опасаюсь.

Огромного труда стоит сглотнуть переполнившую рот слюну. Не капать же, как псина, на Соню. В ее глазах и без того рождается ужас. Думаю, что это что-то такое же инстинктивное, как и у меня, но меня все равно перетряхивает от волнения, что я, блядь, все-таки делаю все не так, как она хотела.

– Я люблю тебя… – хриплю это, будто ожидаю тем самым сгладить все свои косяки, смягчить свою Богданову и набраться, сука, необходимых сил самому.

– Ох… – то ли удивляется, то ли окончательно пугается она.

Меня накрывает очередной волной паники. Подаюсь вперед просто для того, чтобы не дать ей разыграться. Соня пронзительно вскрикивает, всхлипывает, дико содрогается и со слезами отталкивает меня.

– Больно?

Вынимаю член, чтобы дать ей продышаться.

– Да… – и начинает натуральным образом плакать.

– Настолько? – выдыхаю в страхе я.

– Да… Да… Боже… Я не знаю… – бормочет сквозь рыдания. Никогда еще не видел, чтобы ее так трясло. – Ужасно…

– Ужасно? – повторяя это, едва, мать вашу, живу.

Внутри все леденеет. Стремительно выталкивает полыхающий до этого жар на поверхность кожи обильным потом. С меня тупо катится, будто я три матча без перерыва отыграл, а после еще зарвался в качалку.