Люби и властвуй

Подожженный на прощание собственными снарядами «Сумеречный Призрак» растворялся за кормой в роении искр и хлопьев сажи. Ему было суждено стать погребальным костром для двухсот сорока трех варан-цев, долгие годы составлявших заслуженную гордость «Голубого Лосося» и Свода Равновесия. Война началась, и первое сражение в ней было выиграно мятежным пар-арценцем Дотанагелой.

Сам пар-арценц, синюшный, как умертвие, лежал сейчас на жесткой койке (так приказал Знахарь) и бредил под бдительным надзором Вербелины исс Аран. «Она, похоже, действительно влюблена в это исчадие Хуммера, - подумал Эгин, заглядывая на секунду в их каюту. - Впрочем, я бы, пожалуй, тоже любил человека, который вытащил бы меня из того псового вертепа, который творился в ее имении».

Этан, который после сражения был полностью предоставлен сам себе, пошел на корму. По дороге он встретил иечислителя, который с какой-то дурацкой полуулыбкой на изможденном лице плелся вдоль борта, то и дело сплевывая коричневые сгустки слюны. Эгина он совершенно проигнорировал.

– Милостивый гиазир! - тронул его за локоть Эгин. Тот остановился, обратил к Эгину пустой взор и пробормотал:

– А-а, вчерашний рах-саванн…

– И сегодняшний тоже! - задиристо заметил Эгин. Выходило довольно глупо. Он хотел от всего сердца поблагодарить исчислителя за его отличную службу, которая в конечном итоге спасла жизнь не только До-танагеле, но и ему, Эгину, хотел извиниться за вчерашнее недоразумение на палубе, хотел… А вместо всего этого прекраснодушия он стоит перед живым трупом, который обожрался запрещенной «смолки», или «корки», или, Шилол поймешь, как эта дрянь у них называется, и с трудом видит своего собеседника сквозь какое-нибудь блаженное радужноцветное марево.

Исчислитель молча и бессмысленно улыбался ему. Как ребенок. Эта мысль о ребенке немного смягчила раздражение Эгина, и он хлопнул «лосося» по плечу.

– Спасибо, друг, за стрельбу. И, клянусь Шило-лом, шел бы ты в каюту проспаться. У тебя сегодня был трудный день.

«Какая чушь! - ужаснулся сам себе Эгин. - Хорошо, что он меня сейчас не понимает». И вдруг, к огромному своему удивлению, Эгин увидел в глазах ис-числителя проблеск смысла - чужого, непривычного, но все же смысла - и тот, разлепив губы, произнес ровным голосом:

– Ты ошибаешься, рах-саванн. Трудный день сегодня был у тебя.

"А ведь он прав, мерзавец, - думал Эгин, поднимаясь на боевую башенку. - По-своему прав. Ведь он, исчислитель, просто делал сегодня свою привычную работу, какую ему не раз и не два приходилось выполнять в боях со смегами и в стычках с задиристыми северянами близ дельты Ориса. Самеллан - тоже. Дотанагела, Йланаф, Знахарь - они прекрасно знали, на что идут. А я вчера получил по голове, потом ночью на меня обрушились потоки новостей, а сегодня спросонья - эта огненная мясорубка. А я ведь думал, что подобные сражения гремели только шесть веков назад в Синем Алустрале. Да и то не в действительности, а на страницах всех этих насквозь лживых «Книг Урайна».

Вход на боевую башенку теперь охранялся двумя алебардистами (вполне по Морскому уставу), но Самеллан крикнул им, что Эгина можно пропустить.

Эгин поднялся наверх и здесь, наверху, впервые почувствовал, что ветер крепчает.

– Что вам, рах-саванн? - спросил Самеллан довольно дружелюбно.

– В первую очередь скажите мне, милостивый гиа-зир, не отрываю ли я вас от исполнения ваших прямых капитанских обязанностей?

Эгин был учтив до тошноты и тем сам себе противен.

Самеллан расхохотался.

– Куда они денутся, эти обязанности? Офицер парусов все прекрасно знает без меня. Он, - Самеллан ткнул в рулевого, - тоже понимает, что его дело крутить этот бублик туда-сюда, чтобы корабль шел строго по Персту Севера. Я бы мог сейчас спокойно идти жрать, да только что-то новый ветерок мне не по душе. Хочу посмотреть, к чему идут дела на небесах.

Казалось, что не было сегодня убийственного грохота «молний Аюта», не было отчаянной абордажной бойни, не было Норгвана и его бегства в небытие от карающей десницы Самеллана. Самеллан выглядел свежо, был чисто вымыт и, похоже, успел сделать пару глотков гортело, хотя от него и не пахло. Но как умеют пить иные виртуозы при исполнении служебных обязанностей, Эгин прекрасно представлял, поэтому не сомневался в том, что Самеллан навеселе. Это было ему, в общем-то, на руку.

– Я рад, Самеллан… вы позволите обращаться к вам по имени?

– Никаких вопросов, Эгин! - Самеллан развел руки в радушном жесте.

– В таком случае, мне бы хотелось удовлетворить свое непраздное любопытство по поводу Норгвана.

Самеллан заметно помрачнел и многозначительно оглянулся на рулевого.

– Знаете, Эгин… - протянул он. - Если бы я не был уверен в том, что вы вполне порядочный человек, отягощенный своими служебными предрассудками и искренними заблуждениями, я бы, пожалуй, предложил бы вам высосать знание о Норгване из обломков его паршивого панциря. Но поскольку вы явно облечены доверием уважаемого пар-арценца и не праздновали труса в сегодняшней битве, я готов ответить на любые ваши вопросы. Кроме личных, разумеется.