Лицо в зеркале

Он упал на землю, скатился с дорожки, пополз сквозь папоротник и цветы, в самую густую тень.

***

Джейки прибыли раньше «Скорой помощи», и Рисковый, наскоро их проинструктировав и сказав, куда посылать врачей, поднялся на второй этаж, чтобы присмотреть за Максвеллом Далтоном.

Высохший человек, с третьего раза Рисковому он показался еще более исхудавшим, чем раньше, закатил глаза и корчил гримасы, пытаясь продавить слова сквозь ссохшееся горло.

— Не надо волноваться, — попытался успокоить его Рисковый. — Теперь все будет хорошо. Отныне вы в безопасности, профессор.

Каждый звук отзывался болью, но Далтон не желал молчать.

— Он… скоро… вернется.

— И хорошо, — из разбитого окна наконец-то донесся вой сирены «Скорой помощи». — Мы знаем, что сделать с этим сукиным сыном, как только он появится здесь.

Далтону удалось перекатить голову со стороны на сторону. Из горла вырвались какие-то нечленораздельные звуки.

Думая, что Далтон волнуется за жену и дочь, Рисковый сказал, что отправил двух полицейских к нему домой, чтобы сообщили Ракель, что ее муж найден живым, и охраняли ее и Эмили до обнаружения и ареста Лапуты.

— Вернется с… — просипел Далтон и скривился от боли в горле.

— Не напрягайтесь, — посоветовал Рисковый. — Сил у вас осталось совсем ничего.

«Скорая помощь» с ревущей сиреной выехала из-за угла. Сирена стихла, как только взвизгнули тормоза на подъездной дорожке у самого дома Лапуты.

— Вернется с… мальчиком, — договорил фразу Далтон.

— С мальчиком? — переспросил Рисковый. — Вы про Лапуту?

Далтону удалось кивнуть.

— Он сказал вам? Еще кивок.

— Сказал, что этим вечером привезет с собой мальчика?

— Да.

Услышав топот ног медиков на лестнице, Рисковый наклонился к профессору:

— Какого мальчика?

***

Пробираясь сквозь буйную растительность, Этан вновь услышал посвист пуль, три или четыре выстрела, из пистолета с глушителем. После паузы где-то в полминуты пули полетели вновь.

Ни одна из них не пролетела рядом. То ли стрелок потерял его в тени растений, то ли стрелял наобум, и одна из пуль первого залпа едва не попала в него лишь по чистой случайности.

Стрелок… одиночка. Человек… один.

Здравый смысл указывал, что для нападения на поместье требовалась целая команда, один человек не мог перелезть через стену, обмануть многочисленные электронные приборы, вывести из строя охранников, проникнуть в дом. Такое мог сделать только Брюс Уиллис на большом экране. Или Том Круз. Или Ченнинг Манхейм в роли злодея. Но не реальный человек.

Однако, если бы в Палаццо Роспо проникла группа похитителей, тогда бы он слышал не серии одиночных выстрелов из одного пистолета с глушителем. Огонь по нему велся бы из одного, двух, трех автоматов. Скажем, из «узи». И к этому моменту его тело уже изрешетили бы пулями, а душа отлетела в рай.

Поскольку после третьей серии стрельба закончилась, он поднялся и сквозь папоротники и цветы направился к краю дорожки.

В любом фильме о джунглях тишина свидетельствовала о том, что какая-то хищная тварь притаилась неподалеку, заставив замереть как цикаду, так и крокодила.

Из-под ног поднимался запах раздавленной зелени.

Со стен доносился шелест лопастей вентилятора.

Перед ним трепыхался мотылек.

Шорох листвы заставил его развернуться на сто восемьдесят градусов, вскинуть пистолет.

Не листвы. Крыльев. Сквозь джунгли, высоко над дорожкой, летела стайка ярких попугаев, сине-красно-желто-зеленых.

Птиц в оранжерее никогда не было. Ни стаи попугаев, ни одного-единственного воробья.

Спикировав перед Этаном, а потом вновь взмыв под крышу, яркие птички, не издавшие ни единого звука, поднимаясь, вдруг превратились в белых голубей.

В покрытом конденсатом зеркале обитал фантом. Около цветочного магазина в руке Этана оказалась связка колокольчиков. В его кабинете вдруг запахло розами «Бродвей», хотя никаких роз там не было и в помине, в белой комнате незабываемый голос ушедшей жены говорил о божьих коровках. И теперь рука некой сверхъестественной силы протянулась к нему, чтобы указать путь.

У самой крыши голуби вновь изменили курс, полетели к нему, мимо него, напугали и одновременно обрадовали. С одной стороны, он понимал, что видит чудо. С другой, его охватывал ужас первобытного дикаря.

Они летели. Он бежал. Они указывали путь. Он следовал за ними.

***

— Подождите, — коротко бросил Рисковый медикам, которые, несмотря на вонь, быстро направились к кровати. Их глаза широко раскрылись, челюсти отвисли. Те ужасы, с которыми им доводилось сталкиваться в повседневной работе, не шли ни в какое сравнение с увиденным здесь и сейчас.

— Мальчик, — прохрипел Далтон.

— Что за мальчик? — спросил Рисковый, взяв иссохшую руку профессора в свои.

— Десять, — ответил Далтон.

— Десять мальчиков?

— Десять… лет.

— Десятилетний мальчик, — кивнул Рисковый, не понимая, с чего Далтон решил, что Лапута вернется с мальчиком, не уверенный, что правильно истолковывает слова профессора.

Далтон продолжал говорить, несмотря на жуткую боль в горле.

— Сказал… знаменитый.

— Знаменитый?

— Сказал… знаменитый мальчик. И вот тут до Рискового дошло.

***